Метро 2033: Под-Московье (сборник)

Да, объяснять такое Кошке нужды не было. Ее ведь тоже когда-то бросили умирать. Иногда ей казалось – она и в самом деле умерла тогда. Потому что невозможно поверить, что та худенькая девчонка, жадно слушавшая сказки, ловившая каждое ласковое слово, брошенное ей мимоходом, как подачку, и нынешняя Кошка, безжалостная хищница, – одно и то же существо. Может, та девчонка умерла, а в тело ее вселился кто-то другой? Теперь он говорит ее голосом, смотрит на мир ее глазами. И обдумывает месть…

– А призраков-то там нет, конечно, кости одни, – задумчиво продолжает Вотан тем временем. – Только вот слышал я иной раз за спиной как будто вздохи… и фонарь у меня в тех развалинах все время гас. А еще казалось – кто-то бесшумно идет следом за мной.

– А ты слышал про подземный ход под рекой? – говорит, не удержавшись, Кошка.

– А-а, вот ты о чем! – Вотан глядит – словно мысли ее читает. – Боишься, что однажды они наведаются к нам? И настанет судный день, и живые позавидуют мертвым? Может и так, почему бы и нет? Я бы на их месте – пришел.

Кошка бледнеет. И вдруг Вотан разражается хохотом.

– Ой, киса! Видала б ты сейчас свою моську! Наплел я тебе с три короба, а ты и поверила?

Она пристально глядит на егеря. В его единственном глазу снова искрится веселье. Как будто и не он только что рассказывал ей все это. Но Кошка чует – от него исходит страх.

К Вотану подсаживается одна из немолодых, набеленных женщин. Глаза, обведенные черным, жадно смотрят на еду.

– Не угостишь, красавчик?

– Уйди, чувырла! – орет егерь. – А то от твоей красоты ненаглядной у меня сейчас последний аппетит пропадет. Я еще не настолько пьян, чтоб на тебя позариться!

Он смотрит в свою плошку, где дымится что-то непонятное. Брезгливо нюхает, потом подвигает к женщине.

– А впрочем, можешь стрескать мой ужин! – орет он на всю закусочную. – Хозяин, небось, раскопал чью-то могилу, чтоб нас попотчевать сегодня. Чье это мясо?

– Обижаешь, – доносится из угла. – Отборная свинина…

– Знаю я, у кого ты ее отбирал. У бродячего пса, небось? То, что на Ганзе не доели, тебе мешками привозят, а ты этой дрянью сталкеров кормишь! Сколько раз зарекался ходить в твою тошниловку!

– И вовсе обидно такую напраслину слышать, – бурчит хозяин, но Вотан уже не обращает на него внимания.

– Песню! – ревет он. – Что за веселье без песни?!

Кошка притворяется, словно ей тоже весело, и затягивает «Ушел наверх и не вернулся».

– Да не эту, – кривится Вотан, – не то настроение. Другую давай!

И он заводит боевую «Череп проломлен, пробита броня», а его спутники дружно подхватывают. Закончив эту, они без передышки начинают другую, про охоту на мутантов:

И как она, бедняжка, ни орала,
Но руку ей отъели до локтя.

Кошка слышала, будто бы песня написана под впечатлением реального происшествия на Пролетарском полигоне, после которого женщин туда старались не пускать.

– А теперь про мутанта давай! – орет Вотан, как только песня закончилась. – Про того, четырехглазого!

Эту песню знали многие, и чуть ли не половина посетителей «Трех потронов» подхватывает:

Я по городу гуляю, на развалины гляжу
И застывшие трамваи стороною обхожу,
Вдруг ужасного мутанта вижу я издалека —
У него четыре глаза и всего одна рука.

В какой-то момент Кошка поддается всеобщему веселью и начинает тихонько подпевать:

– Рассмотрев его поближе, удивился я вдвойне —
У него четыре глаза и желудок на спине.
И с какого перепуга создал бог такую страсть?
У него четыре глаза, он готовится напасть!

– Вот теперь я тебя узнаю, девочка моя! – восторженно орет Вотан. – Вот это по-нашему, киса!

И он во весь голос выводит, отбивая такт ладонями по трещащей столешнице:

– Я подумал: «Вот зараза!» Сердце сжалось от тоски!
У него четыре глаза и огромные клыки!

И тут до Кошки доходит. Раньше он звал ее Катей, Катериной, Кэт. Мог Кримхильдой назвать под настроение. А кисой – не называл.

Впрочем, может, он просто расчувствовался? И «киса» вовсе не означает, что теперь ему известно ее настоящее прозвище. Может, это просто единственное ласковое словечко, которое пришло на ум этому суровому головорезу?

Но почему тогда, при встрече, он назвал ее Муркой? Или это ей померещилось?

Кажется, брага ударила Вотану в голову как следует. Он прекращает петь, шикает на Сигурда, который предлагает еще что-то «побоевитее», и пристально смотрит на Кошку единственным глазом.

– Слыхал я одну историю, – начинает он, – будто весь Китай-город подняли по тревоге, чтобы найти одну сталкершу. Особые приметы – изуродованное ухо и шрам на месте шестого пальца. И даже награду за нее обещали. За живую или мертвую.