Метро 2033: Под-Московье (трилогия)

Михаил Иванович вроде бы не делал специально ничего, чтобы посеять сомнения в воспитаннике. Но от него Игорь узнал, например, что единственный сын непреклонного генсека отверг отца и предпочел скитаться где-то в метро, чем идти по его стопам. Об этом не говорили, и если бы не Михаил Иванович, Игорь никогда не узнал бы таких подробностей. Отчего сын мудрого и справедливого правителя бежал из дома? Как в такой семье мог вырасти отщепенец?

Когда Игорю исполнилось двадцать два, руководство разведшколы сочло, что он готов к выполнению ответственного задания. Но до этого произошла еще одна история, поколебавшая веру Громова в коммунистический строй.

На станции Охотный ряд, вновь переименованной в Проспект Маркса, как раз готовились к торжественному событию — тело великого вождя всех времен и народов должны были доставить с поверхности и провезти в специальном траурном поезде к месту последнего упокоения. Игорь знал об этом — ему рассказывала Лена. Красавица Лена, которой доверили важную миссию — управлять траурным поездом. Девушка, в которую он уже давно и безнадежно был влюблен. Она вся светилась от гордости, когда говорила о своей роли в предстоящих событиях. Игорь любовался ею, гордился ею и в душе надеялся, что уже совсем скоро совершит какой-нибудь подвиг. Что-нибудь такое, что будет достойно Лены и позволит открыть ей свои чувства.

И вдруг случилось нечто невообразимое. Какой-то беглый террорист-анархист просто взял и угнал траурный поезд вместе с телом вождя и возлюбленной Игоря. И, что самое ужасное, что просто не укладывалось в голове — комсомолка и активистка, судя по всему, не только ничего против не имела, но даже… помогала негодяю!

Власти потом как-то замяли историю, хоть и не без труда, а вот Лена на Красную линию так и не вернулась. По слухам, сейчас она жила себе счастливо где-то в Полисе вместе со своим анархистом.

А потом один человек по секрету рассказал Игорю, что девушка была опасно ранена и чудом осталась жива. Причем ранена не анархистом, а кем-то из своих. Это потрясло Громова едва ли не сильнее всего. У него еще оставались иллюзии насчет справедливого строя и врагов, с которыми нужно беспощадно бороться. Но он никак не мог представить себе врагом девушку, которая с такой радостью рассказывала о доверенной ей важной миссии. А уж возненавидеть ее настолько, чтобы стрелять в нее…

И все же у жителей того или иного государства оставалась надежда на защиту, пусть и иллюзорная. У бродяг же не было и такой. Бродягу можно было безнаказанно убить, и отвечать за это обычно не приходилось. Для многих это было примерно то же, что пришибить мимоходом крысу в туннеле — просто так, забавы ради. Причем крысу хотя бы можно было съесть…

Между тем бродяги оказались людьми своеобразными. Поставленные в совершенно, казалось бы, невозможные для жизни условия — куда там бомжам до Катастрофы! — они вовсе не собирались умирать. И для этого им приходилось быть куда более умными, хитрыми, ловкими и выносливыми, чем обычные люди. Ведь они не могли рассчитывать на заступничество властей или соседей по станции. Если они оказывались поблизости, во всех неприятных происшествиях — кражах, убийствах, болезнях — в первую очередь подозревали их. Суд обычно был скорым, а приговор — максимально жестким…

* * *

Бродяги, подобравшие Игоря, были весьма примечательной компанией.

Профессор вполне оправдывал свое прозвище. Порой Громову начинало казаться, что этот человек знает все. То есть вообще все. Страшно подумать, сколько книг он, должно быть, перечитал до Катастрофы! Причем знания его были не только теоретическими. Этот человек мог дать полезный совет, как быстрее развести костер, как продезинфицировать рану, и именно он давал указания, как лучше выхаживать Игоря. Совершенно непонятно было, почему Северцев не нашел себе применения где-нибудь в Полисе, а предпочитает вести опасную и полуголодную жизнь вместе с горсткой других оборванцев.

Девочка-подросток Женя была забитой и запуганной. У Игоря сердце сжималось каждый раз, как он видел в полумраке бледное личико ребенка и его тонкие, спутанные русые волосы. Отчего-то Женя предпочитала носить косынку, хотя, по мнению Громова, кое-как накрученная на голову и не слишком чистая выцветшая тряпица девочку совсем не украшала. А уж тепла от нее… Профессор тоже как-то буркнул, что это не слишком гигиенично, но, к удивлению Игоря, никому и в голову не приходило заставить девочку снять косынку. Да и девочка выглядела такой хрупкой, такой несчастной, так пугалась всего, что пытаться ее к чему-то принуждать было бы просто жестоко. Впрочем, иногда вместо косынки она перехватывала волосы обрывком ленточки.