Метро 2033. Сетунь

Но спустя несколько часов стало ясно, что никто ничего объявлять не собирается, и полагаться придется только на себя. Обнаружили первый труп – у пожилой женщины, видимо, было плохо с сердцем. Ее отнесли в туннель. Среди перепуганных людей нашлись более хладнокровные, которые принялись потихоньку принимать решения и отдавать приказы. У кого случайно оказалась с собой еда – сложили в одну кучу, потом попытались поделить на всех. Нашлись, впрочем, и такие, кто не желал делиться. Когда в туннеле обнаружился туалет, где была вода, люди наперебой стали предлагать способы очистки подручными средствами.

Ланка во всей этой суете не участвовала – лежала на руках у Михаила, даже не плакала, только смотрела сухими глазами перед собой. Михаил тихонько баюкал ее. Раз уж так вышло, он готов был принять то, что случилось, лишь бы вместе с Ланкой. Он сразу почему-то понял, что это всерьез и надолго. И смирился. Но душа ныла – неужели это все? Ему ведь только двадцать четыре – несправедливо. Неужели всему конец – вольному ветру, яркому солнцу, зеленой листве, свету, радости? Неужели остаток дней придется провести под землей? Да и каков он будет, этот остаток? Сколько они протянут здесь – без еды, без самого необходимого?

Спустя пару голодных дней уже нашлись добровольцы, чтобы отправиться в подвальный этаж за продуктами, и в подсобке обнаружились несколько комплектов химзы. Добытчики принесли в основном консервы, крупы, макароны, чай, овощи, фрукты – объяснили, что многие продукты испортились, вонь стоит страшная. Впрочем, кое-какую колбасу и сыр захватили тоже, посчитав, что их еще можно рискнуть употребить в пищу – после обжарки. Сущим спасением стала лапша быстрого приготовления, но ее было не так уж и много, даже не хватило на всех. Принесли и воду в пятилитровых канистрах. Воодушевленные успехом, мужчины пообещали потом еще порыться в подсобке магазина. Тут же развели костры, в принесенных из соседнего отсека кастрюлях закипело варево. На еду люди набросились с жадностью, хотя сначала им раздали небольшие порции и предупредили, что после голодовки объедаться вредно. Но потом пожилой мужчина схватился за живот, скорчился.

– Есть врачи? – крикнул в толпу один из командиров.

Михаил нехотя поднялся, оставив Ланку, подошел, попытался осмотреть несчастного.

– Заворот кишок, похоже, – сморщившись от собственного бессилия, сказал он.

– И что делать?

– Ничего. Разве что обезболивающего дать. И попробовать сделать клизму. Может, я ошибся и само пройдет.

Выделили одну из комнат под лазарет. Но несмотря на принятые меры, мужчина к вечеру скончался. Известие об этом было воспринято остальными как-то даже равнодушно. Однако возникла мысль собрать все лекарства, какие найдутся у людей, в лазарете. Нашлось, впрочем, немного.

Спустя несколько дней умерли еще люди, а Михаил заметил, что Ланку тошнит. У нее пучками лезли волосы. Она все время лежала. Он чуть ли не силой заставлял ее встать и немного пройтись, чтобы размяться. К тому времени народу на Киевской стало меньше – несколько десятков человек ушло по туннелям на другие станции. Впрочем, и с соседних станций некоторые приходили к ним – после первого шока люди стали интересоваться происходящим вокруг. А Михаилу было безразлично, где находиться. Он нянчился с Ланкой и как мог, помогал остальным. Заботы помогали ему отвлечься от жутких мыслей о том, что с ним будет, когда она умрет. Видно, не стоило ей пить ту воду. Позже наладили ее очистку, но в первый момент никто об этом не подумал, и наверняка вода была сущей отравой.

Он пытался кормить ее насильно, отдавал свою порцию, но она отворачивалась. Как он сможет жить без нее? Он все перенес – и гибель мира, и потерю родителей, но ее смерть его доконает. Ее лицо осунулось, тусклые волосы слиплись, ей было, видно, уже безразлично, как она выглядит. Михаил старался держать себя в руках, говорил с ней наигранно-бодрым голосом, и лишь когда она не могла его видеть, с лица его сползала натянутая улыбка.

Он потерял счет дням, тем более что на станции день переходил в ночь почти незаметно. Постепенно организовали освещение благодаря генератору. Вроде бы жизнь налаживалась, но какая же убогая. И Ланка, как ни странно, еще держалась, хотя ее иной раз прямо-таки наизнанку выворачивало, и люди брезгливо сторонились ее. Михаилу стоило большого труда убедить остальных, что сестра не заразна, что, скорее всего, она схватила дозу. Но у него-то подобных симптомов не наблюдалось – может, ему просто меньше досталось той водицы?

Люди, раньше старавшиеся сбиться в кучу, теперь, придя в себя, как могли отгораживались друг от друга – хоть ширмой, хоть занавеской. Кажется, в это время и появились на станции первые палатки, счастливые обладатели которых могли наслаждаться подобием уюта и уединения. Михаилу как врачу тоже выделили палатку – пусть старенькую, но он был рад и тому. Появилась возможность укрыть сводную сестру от посторонних недобрых глаз.