Метро 2033. Сетунь

Само место, где они жили, располагало к общению с природой. Сетунь была одним из немногих притоков Москвы-реки, не заключенных в коллектор. Михаил помнил, как удивлялись друзья из других районов, заглянувшие к нему в гости, тому, что совершенно свободно течет небольшая мутная речка среди холмов так недалеко от центра Москвы и набережной, убранной в гранит, а по берегам ее стоят вековые деревья. Вода в реке была коричневой и пахла канализацией, но, несмотря на это, здесь все же водились утки, а выше по течению, по слухам, жили бобры, и рыбаки ловили щук. Этот зеленый язык – долина Сетуни – начинался напротив стоявшего на другом берегу Москвы-реки Новодевичьего монастыря и примыкал к Парку Победы, от которого его отделяла железная дорога – за ней пролегал уже Кутузовский. Там же проходила и Филевская, открытая, ветка метро. С другой стороны реки вдаль уходила Мосфильмовская, где и располагались павильоны киностудии, а ближе к Сетуни прятались улицы поменьше – Пырьева, Пудовкина. Они разбегались по склону оврага, где текла река и кое-где из-за крутизны спуска даже были построены лестницы. С третьего транспортного кольца, если ехать на машине, эта зона выглядела сплошным зеленым морем, из которого торчали особо выдающиеся здания, например, небоскреб на Мосфильмовской. Строительство здесь было ограничено самим рельефом. Сетунь воистину была районом контрастов. Если на вершине какого-нибудь холма находился элитный дом, это не исключало замусоренных обрывистых склонов в двух шагах от него и покосившихся ржавых гаражей. За кованой оградой, окружавшей дом, радовал взоры аккуратно подстриженный газон, а чуть ниже, у реки, сплетали ветви заросли кустарника. Но видно было, что за деревьями все же следили и спиливали трухлявые и больные. В этом районе можно было набрести и на обветшалые домики конца прошлого века – когда-то Сетунь была дачным местом. Для маленького Миши и его друзей здесь был просто рай, зеленые джунгли – бродя по берегам, они натыкались то на остатки фундамента каких-то неведомых строений – раньше здесь, кажется, стояли кирпичные заводы, то на часть бетонной стены, которая неизвестно что и когда огораживала, то на огромную яму, где скапливалась дождевая вода. Вдоль Сетуни тянулись огромные трубы, иногда перекидываясь на другой берег. Странная, неряшливая речка – то ли оазис в сердце города, то ли свалка. Судя по поставленным тут и там щитам и надписям на них, она считалась все-таки заповедником. Если идти вдоль нее, причудливо вихляющей, долго-долго по правому берегу, вверх по течению, мимо кованых оград и бетонных стен, то можно было выйти к круглому дому на Довженко. Вроде бы таких домов хотели построить пять – по принципу олимпийских колец, но что-то не срослось. А еще дальше располагался небольшой парк и правильной формы пруд, в котором, впрочем, не советовали купаться, но несмотря на это, кто-то все же вроде ухитрился утонуть. А вдоль левого берега тянулась изгородь, которая потом обрывалась и начинался вообще дремучий лес. Мишкин друг Колька уверял, что прогулялся там как-то, и что места там совершенно запредельные, джунгли просто, а среди деревьев вьется по берегу полусгнившая деревянная дорожка, по которой явно уже лет сто не ступала нога человека. И пусть лес был не таким уж большим, и известно было, что за ним-то и проходит железная дорога, а еще чуть дальше шумит Кутузовский, все равно места эти казались заколдованным царством. По берегу Сетуни можно было идти чуть ли не с километр и никого не встретить по пути. А потом опять начиналась цивилизация – реку пересекала улица Минская, по которой сплошным потоком неслись машины. В общем, Сетунь была задворками, до которых до поры до времени не доходили руки. Недаром и весь район вокруг назывался Потылихой. Тому, чтобы как-то освоить его и проложить здесь, например, трассу, противились не только жители – сама местность, казалось, была против.

Да еще это странное название, неизвестно откуда взявшееся – Сетунь. Кто-то рассказывал Михаилу, что якобы по берегам реки располагались в прежние времена могильники, где были похоронены те, кто пал в боях, и безутешные родственники приходили сюда, на холм, оплакивать их и сетовать на судьбу. О каком холме шла речь, понять тоже было трудно – их вокруг было в изобилии.