Метро 2033: Третья сила

Перестрелка между тем усиливалась. Плотным огнем сталкеры заставили преследователей остановиться. Тут Лена, лежавшая рядом с Борисом, оглушительно закашлялась. Она жадно хватала ртом воздух, словно рыба, выброшенная прибоем на берег. Из-за порохового дыма в тесном проходе становилось душнее с каждой секундой. Вести огонь приходилось почти вслепую. Никто не включал фонари – только вспышки выстрелов освещали туннель, давая возможность прицелиться.

Враг потерял троих. Но и Фил получил серьезное ранение: пуля вошла ему в правую ногу и застряла в кости. Кровь хлынула рекой. Остановить ее было нечем и некогда.

– Нам не устоять! – крикнул Борис товарищам. – Надо отступать!

– Не, все не уйдем, – отозвался Фил, вставляя в АК последний снаряженный магазин. – Валите отсюда, ребят. Я их остановлю. Гранату дай, Молот.

Борис замер.

Фил был прав. Со всех сторон прав. Сейчас он стал для отряда просто обузой. У бурята кончались боеприпасы. Лена кашляла все сильнее. Люди Фролова неумолимо наступали. Только взрыв мог остановить их. И все же Борис колебался. Он достал РГД, положил рядом с товарищем, но не уходил.

– Дядь Борь, надо уходить, – простонала Лена.

– Еще минута и будет поздно! – зашипел Будда.

– Молот, бляха муха, вали отсюда! – зарычал Фил. – Пошел, пошел! Живо!!! Ну, ублюдки, получайте! – и он выпустил очередь в сторону противника, убив наповал еще одного.

Минуту спустя патроны у сталкера кончились. Филипп бросил бесполезный АК. Достал РГД, выдернул чеку.

Когда шорох камней начал раздаваться в считаных метрах от него, сталкер криво усмехнулся, и, шепнув во тьму: «А летать вы умеете, суки?!», бросил гранату под ноги наступавшим врагам.

Ржавые туннельные конструкции не выдержали взрыва. Ветхие стены просели. Посыпались обломки стали и чугуна, а следом в межлинейник хлынула лавина камней и грунта, погребая под собой и Фила, и наступающих головорезов.

Наступила гробовая тишина.

– Спасибо, Фил. Спасибо, друг. Век тебя не забуду! – повторял снова и снова Борис, уводя оставшихся спутников в сторону Петроградской.

Борис планировал сделать на Петроградской короткую остановку, но в итоге они задержались тут почти на три часа.

Лена стерла ноги, простудилась в туннеле и теперь лежала пластом на куртке Молота. Слезы катились из глаз измученной девушки. Лена шептала, стиснув зубы, что если надо, она готова идти. Борис лишь мрачно опускал глаза и бормотал: «Лежи-лежи, мы не спешим». Хоть девушка и кашляла в кулак, и пыталась сморкаться как можно незаметнее, чтобы скрыть свое болезненное состояние, но сталкер все видел.

«Вот, полюбуйся. По твоей милости она заболеет, – корил себя Борис Андреевич. – Чем ее лечить? На какие шиши лекарства покупать?!»

Тащить ее на руках он больше был не в состоянии. Выдохся даже невозмутимый Будда. Он сидел, прислонившись спиной к цветочной кадке, положив на колени «Бизон».

Борис думал о Филе. Воскрешал в памяти рейды, в которые они ходили, совместные попойки и карточные баталии. Вспоминал, как Фил пел песни, а точнее – рвал глотку, безбожно фальшивя и периодически путая слова, зато с неизменным блеском в глазах. Борис никогда не воспринимал Филиппа всерьез – уважал за честность и прямоту, но о физической силе и храбрости приятеля был скептического мнения. Молотов часто ругал Фила и даже лупил его – последнюю затрещину Борис отвесил другу на Площади Ленина. Всего за полчаса до его трагической гибели.

– Разве это долго – извиниться? – размышлял сталкер, кусая и без того кровоточащие губы. – Протянуть руку. Сказать: «Ты это. Прости». И услышать в ответ: «Да забей». Пару секунд на это нужно. Нет! Вместо этого говорим грубости, а потом дуемся друг на друга. Типа: «Мужики не просят прощения». Ага, блин. Конечно! А еще мужики не плачут. Тьфу. Те, кто это говорит, ни хрена не знают. Ни хре-на они не знают.

– Что-что, дядь Борь? – переспросила Лена. Она проснулась и внимательно слушала бормотание сталкера. Тот и сам не заметил, что говорит вслух.

– Ничего, – Борис сжал зубы и отвернулся.

Поговорить с кем-нибудь хотелось. Очень хотелось. Но только не с Леной – грузить ее своими переживаниями и страданиями не стоило, на ее долю за последние часы тоже выпало немало злоключений. Впрочем, Будда тоже не слишком подходил для бесед на эту тему, ведь для него Фил был единственным родным человеком.

Девушка не отступала, снова и снова приставала с расспросами. Пришлось, скрепя сердце, выложить ей малую часть того, что накипело на душе. Первые слова давались тяжело. Они слетали с губ медленно, неохотно, словно гигантские валуны, которые надо раскачать, иначе не сдвинешь с места. Потом стало легче, фразы посыпались сами собой, как мелкие камушки.