Метро 2033: Третья сила

Молот проверял, не прохудилась ли «Калипсо», не надо ли просмолить ее, потом Кирилл садился на весла, Игнат вставал на нос, Борис устраивался на корме, и друзья пускались в путь. И всегда возвращались, да не с пустыми руками.

– Риск, однако… – заметил Жбан, когда Молот рассказал ему о своих переправах на правый берег.

– А то, – усмехнулся сталкер. – Но знаешь, Кузьмич, не так страшен черт, как его малюют. Все говорят: «Река, река, ужас, опасность, мы все умрем». И даже не суются туда. А я, сам видишь, живой.

– А то. Та же фигня с Разломом. Пока сам туда не прыгнешь – страшно. А потом уже нет, – кивнул задумчиво Прохор Кузьмич, и добавил, протягивая Молоту руку: – Думаю, мы поладим, сталкер.

Так и вышло.

Богачи, нанимавшие сталкеров для доставки из города всевозможного хабара, Молота сторонились: они были уверены, что не сегодня так завтра тот обязательно пойдет на дно, и рисковать не хотели. И все же имелись и у Бориса наниматели. Он не успел всех их оповестить о переезде, но этого и не потребовалось – барыги сами отыскали его.

«Надо будет – хоть в заднице у птера меня найдут. Не пропаду», – думал сталкер, получая очередной заказ от проверенного клиента. И он не ошибся.

Сюда же, на Владимирскую стали наведываться Фил и Будда, случайные приятели Бориса, быстро ставшие для него хорошими друзьями. Филипп и Психопат быстро спелись и в прямом, и в переносном смысле: то под гитару, то а капелла они горланили песни часами напролет без устали. На родной Чернышевской Филу и строчки спеть иной раз не давали, заставляли замолчать. Тут же всем его музицирование было только в радость.

Только вот Борис в этих веселых посиделках участвовал редко. Обычно он сидел около своей палатки и думал о чем-то своем. Когда ему предлагали выпить со всеми, не отказывался, но как только про него забывали, отходил от костра и снова о чем-то думал.

Однажды вечером, когда разношерстные жители Владимирской собрались у костра и увлеченно резались в подкидного дурака, к Борису подсел Будда. Молчаливый бурят долго внимательно смотрел на сталкера, а потом придвинулся еще ближе, чтобы больше никто не мог услышать, и шепнул:

– Она не готова бросить ради тебя свою профессию? Печально. Очень печально.

Борис чуть не поперхнулся брагой, которую попивал из видавшей виды эмалированной кружки. Сталкер не рассказывал никому из товарищей о том, что влюблен в проститутку Женю-Эмилию с Сенной. Конечно, слухи ходили, он понимал это, и готов был к тому, что о его связи с Женей узнают соратники, но не предполагал, что кому-то из парней станут известны все подробности этой странной и грустной истории.

– Откуда ты знаешь, Буд?! – выпучил глаза Борис. Будда приложил к губам указательный палец, давая Молоту понять, что лучше говорить тише. Правда, их беседу так и так бы не услышали, у костра грянули: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!»

Потрескивал огонь костра. Всполохи пламени освещали короткий центральный зал Владимирской, играя на мощных пилонах. Единственная люстра, чудом уцелевшая на потолке станции, отбрасывала на стену корявую тень, дергавшуюся вместе с огнем. Посторонний человек, окажись он сейчас тут, мог бы подумать, что это живое существо, засевшее на потолке и готовящееся кинуться сверху на людей. Густой мрак клубился между пилонами. Легкий сквозняк гонял по гранитным плитам комья пыли. Холодом и страхом веяло от перехода, ведущего на соседнюю Достоевскую. Где-то там истязали своих рабов безжалостные безбожники…

Бадархан молча сидел на корточках рядом с Молотом, наблюдая за тем, как крупные горькие слезы катятся по обветренным щекам его друга. Психопат продолжал петь. Песня про «изгиб гитары желтой»[27] кончилась и теперь он распевал балладу собственного сочинения.

– Господа, внимание! Моя новая, только вчера сочинил. Трам-па-пам… «Ворота слез»! – торжественно провозгласил он и добавил с хитрым прищуром: – Посвящается гермоворотам.

– Чему-чему? – переспросил Суховей, удивленно хлопая глазами. Сталкеру доводилось слышать всякие песни, но ни одна из них не воспевала элементов системы жизнеобеспечения метро.

– Э-эх! Гермоворота – наше все! – воскликнул музыкант, с важным видом поднимая вверх указательный палец. – Мы все тут, за заслонками. Они нас спасли двадцать лет назад. А песни нет. Непорядок. Вот я, кхе-кхе, и сочинил.

Сталкеры выразительно переглянулись. От Психопата следовало ожидать практически любых чудачеств.

Гитарист откашлялся, подстроил инструмент, и запел, сосредоточенно перебирая струны. Постепенно все, включая Будду и Молота, поневоле заслушались его немного фальшивым, но проникновенным пением.

Смерть человека – это смерть миров,

Сквозь пыльный гул летящих поездов…

У бездн разверстых вод, невзятых нот,

Разоблаченье грез – Ворота Слез.

Укрыть от дураков и катастроф

Тоска разъятых створ – гермозатвор.