МЕТРО 2033: В ИНТЕРЕСАХ РЕВОЛЮЦИИ [Темные туннели 2]

Петро заткнулся, как только его втолкнули в кабинет Корбута.

У того как раз был сильнейший приступ светобоязни. Голова раскалывалась от боли, и даже Шестера, сидевшая у него на коленях, не оказывала своего благотворного воздействия. Услыхав о происшествии, Чеслав привстал в кресле.

– Вы шутите? Дорогие мои, это – плохая шутка, но я, так и быть, прощу ее вам, если сейчас же скажете мне, что все в порядке.

– Никак нет, товарищ комендант, не шутка!

Охранник едва успел уклониться от пущенной ему в голову банки с окурками. Чеслав заметался по кабинету как затравленный зверь. Таким его подчиненные еще не видели. ЧК, всегда спокойный и сосредоточенный в себе хозяин Берилага, сейчас разве что не пускал пену изо рта. Чеслав потерял контроль над собой. Утратил хладнокровие в присутствии подчиненных. Показал себя слабым. Конечно, было от чего. Изолированный лидер Сопротивления, никчемный коротышка над ним насмехался. Разгуливал по Берилагу, когда ему вздумается. Выносил приговоры, вершил суд, равняясь во власти с самим комендантом. Впрочем, сейчас главной проблемой был не Носов.

Чеслав с трудом взял себя в руки.

Прошел мимо троицы, которая при его приближении шарахнулась в сторону, распахнул дверь, позвал начальника охраны.

В кабинет вошел Яков Берзин, худощавый, болезненного вида человечек, высоколобый, с наивными голубыми глазами на бледном, чахоточном лице. Гимнастерка висела на нем мешком, похожие на спички ноги терялись в слишком широких галифе. Из-за нервного тика подбородок и щеки у него всегда были покрыты заклеенными кусочками бумаги порезами. За глаза начальника охраны называли Тихоней. Кличка соответствовала его внешнему виду. Яков знал об этом и не пытался никого переубеждать. Пусть себе думают, что хотят. Он не скрывал, что не терпит неоправданного насилия, не переносит вида крови, и все терялись в догадках, почему ЧК выбрал в помощники столь неподходящего субъекта. Вдобавок ко всему Тихоня часто болел и не мог выполнять служебные обязанности. Периодически Яков оставлял Берилаг, чтобы подлечивать застарелый туберкулез в специализированной клинике – «кремлевке» – на станции Знамя Революции. Потом вдруг появлялся снова, незаметно, без помпы, и тихонечко приступал к исполнению обязанностей, чтобы через месяц вновь завалиться в больничку. Однако только Берзину позволялось называть коменданта на ты, только с ним ЧК иногда советовался.

Тихоня застыл в ожидании приказаний, но ЧК не торопился. Закурил. Позвал Шестеру, усадил к себе на плечо.

– Расстрелять. Всю троицу. На казни буду присутствовать лично.

Несколько секунд понадобилось товарищам рыжеусого, чтобы понять суть сказанного. Потом кабинет огласили вопли, рыдания и мольбы о пощаде. Петро, которому с самого начала было нечего терять, остался стоять, а его дружки бухнулись на колени. Они простирали к Чеславу руки, обещали служить верой и правдой, но комендант остался непреклонным.

Усевшись в поднятое начальником охраны кресло, он гладил Шестеру и задумчиво смотрел в стену. Два паренька были виновны только в том, что стали свидетелями его срыва.

Один приговоренный умудрился вырваться из рук охраны, на четвереньках подполз к коменданту, обхватил его сапог. Чеслав брезгливо оттолкнул его: этого мечущегося человечишки уже не существовало, он был уже мертв – пусть и через несколько минут. Стоит поддаться слабости и решиться на помилование, как весь Берилаг узнает, что ЧК – тряпка. Бесится от собственного бессилия. Отдает приказы, а затем сам же их отменяет. Нет. Пусть унесут в могилу тайну его минутной слабости.

Приговоренных к смерти выволокли из кабинета.

– Послушай, Чеслав, – Берзин присел на край стола, кашлянул то ли из-за болезни, то ли для того, чтобы привлечь внимание коменданта. – Расстрел трех охранников… Это как-то слишком. Пойдут толки. Руководство не поймет.

– Так надо, – упрямо мотнул головой ЧК. – И потом, чья бы корова мычала. Это – твои люди, Яша. Ведь это ты распустил их, а мне только приходится исправлять чужие ошибки. Будто других дел нет. И закончим на этом. Пойдем на платформу. Люди ждут.

Приговоренные к расстрелу охранники стояли у путевой стены. С них содрали верхнюю одежду, сняли сапоги. Петро и его товарищи стояли босиком на остром щебне, но никто из них уже не чувствовал боли.

В ожидании коменданта и начальника охраны расстрельная команда тихо переговаривалась. Завидев Чеслава, старший взмахнул рукой. Клацнули затворы автоматов.

– Вы знаете, в чем провинились, – громко сказал ЧК. – И вы в курсе, что за подобного рода проступки в Берилаге предусмотрено только одно наказание. Кто-нибудь хочет сказать пару слов на прощание?

Берзин с удивлением уставился на Корбута. Что за концерт? Первым поднял голову Петро. Оказавшись перед лицом смерти, зная, что не дождется пощады, трус неожиданно обрел смелость.

– Будь ты проклят, ЧК. Скоро захлебнешься в крови, которую так любишь пускать. Гореть тебе в аду. Очень скоро. Скорее, чем думаешь. Мне отсюда виднее.