— Сто раз, наверное, говорил уже: никаких вы. — Меченый подцепил на кончик ножа кусочек мяса и отправил его в рот. — Мы, наемники, все равны. Все на ты. На вы — это к нанимателям нашим, да со всем политесом. Они, скоты, это любят. Самим-то ручки белые, холеные, замарать впадлу вот нас, черную кость, и посылают свое дерьмо разгребать. И чужое тоже. И вот еще…
Он надолго замолчал, сосредоточенно разжевывая жилистый кусок — зубов у него, как уже успел заметить Игорь, была большая нехватка. Парень уже не чаял дождаться продолжения, когда Меченый, отхлебнув из керамической кружки добрый глоток пива, завершил свою мысль:
— Усвой три заповеди наемника. Первая такая: коли тебе заплатили, то задачу надо выполнить. В лепешку расшибись, кровью перхай, а выполни. Таков уж у нас кодекс чести.
— Драться за деньги — чести мало. — Заметил Игорь.
— Что бы ты понимал! Сам-то, небось, на Ланисту не за так ишачил?
— Обстоятельства так сложились…
— Обстоятельства, они всегда не так складываются. Складывались бы так, как надо, — нас бы с тобой здесь не было. Так уяснил первую заповедь?
— В общих чертах.
Меченый отрезал еще кусок мяса и критически его осмотрел одним глазом, будто этот, новый, чем-то кардинально отличался от предыдущего, отправил его в рот. Прожевав порцию, он поскреб ногтем недельную щетину, покрывавшую подбородок, и наставительно произнес:
— Вторая такая: дороже всего у нас жизнь. И беречь свою жизнь надо больше всего. Мертвый наемник не наемник больше, а кусок мяса. Вот такого.
— Это не заповедь, а инстинкт самосохранения. Но как бы это все совместить? — язвительно спросил Игорь.
— Поживешь — увидишь, — философски изрек тот, старательно пережевывая мясо.
— А третья заповедь? — Князеву уже стало интересно.
— Третья? — Одноглазый задумался, со скрипом почесал подбородок и изрек, наконец: — Никогда не плати за то, за что можешь не платить.
— Так значит, насчет человечины…
— Верно, Гладиатор.
Эту кличку Меченый дал Игорю при первом же знакомстве, пояснив при этом, что настоящие имена наемников никого не интересуют. И более того, попытку их выяснить могут счесть оскорблением со всеми вытекающими последствиями.
— Раз уже поел, то зачем раскошеливаться? Так что ешь смело — свинина это, свинина. Или крысятина, — добавил он равнодушно, видя, что Игорь вонзил в мясо нож и вилку. — Человечина, она особый вкус имеет. Попробуешь — сразу станешь отличать.
— А вам… тебе доводилось? — Князев осторожно разжевал мясо и не нашел в его вкусе ничего настораживающего: даже крысой, которую ему уже приходилось пробовать, не пахло. Да и вряд ли найдется крыса, из которой можно выкроить такой шмат жирного мяса.
— Мне много что доводилось. — Меченый, улыбнулся, что, впрочем, не добавило обаяния его липу, похожему на жуткую, расколотую глиняную маску, вылепленную неумелым скульптором. — И человечину жрать, и тварей всяких. Да и ты, раз наш путь выбрал, многое еще повидаешь-по пробуешь.
Один уголок его рта поднялся, а второй, чуть ниже шрама, так и остался скорбно опущенным.
— Я не выбирал, — буркнул Игорь, расправляясь с мясом, действительно неплохо приготовленным. — За меня выбрали.
— Ну, это почти всегда так. Да и в остальных случаях. Думаешь, что ты, а на деле — за тебя. — Кривой наемник определенно был философом в душе.
— А зачем я тебе понадобился? Неужели никого другого не нашлось?
Действительно: вряд ли Ланиста отпустил бы пусть и негодного гладиатора задешево. Значит, кому-то бездомный бродяга ох как нужен.
— Зачем-зачем… — Меченый простачком не был. — Понадобился, значит понадобился. Зачем может наемник понадобиться? Раз набирают нашего брата, значит, скоро кому-то секир-башка делать будут. Ну, а наша задача — дело сделать, в живых остаться, и о себе не забыть, когда добычу делить станут.
— А она будет?
— Куда ж без нее?
Новое место жительства Игоря мало чем отличалось от двух прежних. Единственное различие между казармой гладиаторов и казармой наемников заключалось в том, что было здесь еще больше грязи и меньше воздуха. А вот население мало чем отличалось: подонки и отбросы, собранные со всего Метро. Так объяснил Игорю Меченый. Но подонки и отбросы, разве что и умеющие делать на свете, так это воевать.
Сам Меченый был в этом муравейнике кем-то вроде старшины.
— Я, понимаешь, шишка небольшая, — объяснил он новичку, — академий да училищ не кончал, поэтому больше взвода мне не доверят. Ну, или пятнашки по-нашему. Пятнадцать человек у нас во взводе. Согласно задаче, стало быть.
— А взводов сколько?
— Ты лишнего не спрашивай. Тебе одно надо знать: ты — в пятерке Лося, — кивнул Меченый на сухопарого, но, судя но всему, крепкого мужика с длинным лицом. — Всего пятерок три, а командую вашей бандой я — Меченый. Грохнут Лося — командиром пятерки станет следующий за ним по старшинству — вон тот. Карелом зовут.
Палец наемника указал на дрыхнущего на нарах коротышку, даже во сне не расставшегося с длинноствольным автоматом неизвестной Игорю конструкции.
— Меня грохнут, — продолжал Меченый. — Командиром станет Лось. Ну и так далее.
— А я?
— А что ты?