Метро 2035: Злой пес

Йа, так и есть. Каждая вторая падла, сидящая в палатке, насквозь пропахшей мясом, жиром, спиртом и самогоном, только рада наступить на горло слабому. Хаунд жутко любил весну. Например, за хреновы подснежники, так охотно рассказывающие всю правду о людишках в ОЗК и противогазах, выставляющих себя благородными охотниками за сокровищами ради общего блага.

Раньше они так и трепались про кошмары наверху, набивая себе цену, нагоняя страха. Сейчас, когда вдруг стало проще и чище, ужас сам стучался к горожанам. И у него даже было имя.

Рейдеры. Чертовы поганцы из восточных районов. Изверги из трущоб-фавел за Пятнашкой, новостроек Кошелька, начавшего подниматься за пару лет перед войной. Как этим удалось выжить – непонятно. Но они выжили и сбились через двадцать лет в злобные волчьи стаи мутантов. Двуногие хищники, потрошившие мягкое подбрюшье Города, приходили, как бури после Войны: неожиданно, страшно и оставляя после себя ошметки, осколки и разруху.

Форпосты горожан, начавших экспансию по возвращении всей Самары, сгорали так же быстро, как и появлялись. И все повторялось…

Разорванные на куски тела тех, кто защищался, не желая сдаваться зверям, шедшим в бой с диким воем и улюлюканьем. Дикари, не щадящие даже жалкие остатки цивилизации. Убийцы, с малых лет наученные орудовать чем угодно, а если ничего нет, то рвать зубами, ногтями.

Двадцать лет жизни без устроенных подземных укрытий, без средств защиты, с тысячами умерших соплеменников, породили демонов. Не знавших ни жалости, ни сочувствия, и ничего из той жалкой кучки моральных ценностей, что еще теплилась в Городе. Безымянке или Прогрессе. Старики в сталинском бункере заносили самых прославленных на желто-ломкие страницы летописи города.

Историю пишут победители. Орис, став легендой, ушел куда-то далеко. Город присвоил его победу, рассказал о подвиге десятками ртов шпионов, всегда наполнявших жилые районы как бродячие мастера, торговцы-старьевщики, лекари, сектанты и даже, мать их, сраные перекати-поле певцы-барды. Орис победил страшную Безымянку, уничтожив Эрипио, стерев Рубеж и открыв Склады.

Только вот богатств Складов никто и не увидел. Даже главы Города.

Эрипио сдох? Да здравствует новый вожак. И еще один, да даже два!

Сдалась ли Безымянка? Хрена, никогда она не сдавалась. Только и не была такой уж страшной.

«Рейдеры» – вот как звучит страх в городе и его районах.

Рев вручную подогнанных движков бронированных громадных «медведей», хищных высоких «волков» и легких быстрых «гончих».

Резь дымного пороха из безоткаток, сваренных гениями в тайных мастерских.

Свист длинных стрел-гарпунов и летящих связанных шаров-боло.

Крик попавших бродяг, переселенцев и рабочих, восстанавливающих коммуникации.

Шелест над головой бича из выделанной кожи рогачей.

Вой рейдерской группы, выскочившей из ниоткуда и растворившейся в предрассветном тумане.

Звон цепей и стук колодок на угнанных людях, решивших, что наступило что-то хорошее, а опасности стало меньше.

И несколько районов, огромных, прячущих в себе тех, кого Город и Безымянка за людей не считали. И те отвечали такой же… любовью.

Хаунд, уже сидя в полутьме своего угла, скалился, прикидывая все расклады. Почти осязаемо они пахли кровью, болью, смертями, порохом, сталью, выпущенными кишками и… огромными барышами.

– Доброго дня. – Юджин, возникший рядом почти бестелесно и совершенно бесшумно, как и положено опытному шнырю, скучающе ожидал заказа. – Вам как обычно?

Опыт, сука, и еще раз опыт, хрен его пропьешь, растеряешь в разрушенной Войной жизни или кому подаришь. Шнырь Юджин, при крещении названный Евгением, имел возраста почти сто лет в обед, опыта, как у дурака махорки, и полное отсутствие желания заниматься чем-то, кроме работы в местах общественного питания. И делал он свое дело охренительно.

– Сурикаты под гранатовым соусом, вомбат, запеченный с тыквой, шиншилла в карамельной подливе… – Юджин задумчиво кивнул. – И…

– Тебе только людей веселить, – Хаунд отломил щепочку от столешницы и решил почистить зубы. – Я даже поверил, йа.

– Настроение наших гостей есть наше достояние, – Юджин, качнув плешивой головой, так и остался искренне серьезным. – Рыба, мясо, овощи, хлеб, горячее и закуски.

Сурикаты, вомбаты, шиншиллы и прочая галиматья, рассказанная с совершенно серьезным видом, скрывали под собой основу основ доходов Лукьяна: колонию донельзя выкормленных и огромных крыс, выращенную им и подельниками за двадцать лет в отнорках станции. И название кабака, «Ни рыба ни мясо…», нисколько не врало, мягко намекая на природу происхождения аппетитных антрекотов и котлет в вашей плошке.

Но времена меняются, и Лукьян после открытия Рубежа потащил к себе все богатства, предлагаемые неожиданно открывшимся миром вокруг Самары.

– Прям рыба, йа? – Хаунд даже заинтересовался, глядя на Юджина в ожидании заказа, веселящего себя перечислением блюд в собственной голове.

– Уха, головы, запеченные в кляре, и порционное филе.

– Вы, мать вашу, опять у речников сома купили, что ли? И сбагрить некому?