— Ну, ты не так далека от истины. Пару лет назад мне пришлось немного побродить по Хоппегартену в поисках одного сутенера, за которым мы охотились. Я за казенный счет купил этот костюм и подходящую к нему кепку, чтобы больше походить на любителя спорта.
— Боюсь, скорее, на ирландского сутенера.
— Тоже хорошо.
— Так, значит, ты на работе?
— В некотором смысле. По правде говоря, я высматриваю кое-кого. Но подумал, что неплохо бы пригласить тебя и совместить приятное с полезным. Тем более весь вечер за казенный счет. Кстати, это напомнило мне кое о чем. Единственная тема, которую мы не станем упоминать в том месте, это то, что я полицейский. Ладно? Ты поймешь почему, когда мы туда доберемся.
— Так как тебя зовут? На случай, если кто-то спросит.
— Зер. Хельмут Зер.
— Приятно познакомиться, Хельмут. А ты не боишься, что кто-нибудь тебя узнает?
— Я — сержант полиции, а не заместитель комиссара. Кроме того, думаю, к этому времени большинство посетителей «Синг-Синга» будут слишком пьяны, чтобы отличить меня от лепрекона.
— Я, конечно, слышала об этом месте. Люди говорят, «Синг-Синг» — самый опасный бар Берлина.
— Возможно, так и есть.
— И почему ты считаешь, что я захочу туда пойти?
— Любая девушка, которая пользуется зеленой помадой и лаком для ногтей в тон, производит на меня впечатление человека, который любит опасную жизнь. С такой цветовой комбинацией ты должна хорошо туда вписаться.
— Думаю, мы и сами неплохая комбинация, а? Твоя внешность, ирландец. Мой талант. Моя зеленая помада. Твой зеленый костюм. Люди подумают, что мы пара. Хоть и безвкусная. В основном, из-за тебя.
— Мы и есть пара. Серьезно. Пока будем в «Синг-Синге», мы должны присматривать друг за другом, как два каторжника, скованные одной цепью. Если услышишь что-то хотя бы слегка предосудительное, немедленно скажи мне.
— Ты меня пугаешь.
Я приобнял ее:
— Ты будешь в полной безопасности, пока слушаешься меня, Роза.
— А, я поняла твою стратегию, ирландец. Она очень коварная. Ты хочешь запугать меня, чтобы я упала в твои объятия, а потом кто знает куда?
— Думаю, мы оба знаем, куда, не так ли?
Я остановился и наклонился, чтобы поцеловать ее зеленые губы.
— Нет, погоди, — сказала она. — Хочешь смазать мою помаду? Сможешь целовать меня сколько угодно после того, как мы побываем в том месте. Но сейчас нужно, чтобы ты вел себя как Тангейзер[47] и обращался со мной как с девственной принцессой. Подходит?
— Договорились.
Мы пошли дальше.
— А разве «Синг-Синг» — не тюрьма в Китае? — спросила Роза.
— Нет, в Нью-Йорке. Но не спрашивай, почему она так называется. Более известно, что в «Синг-Синге» есть электрический стул, который называют «Старина Спарки». Это скорее прозвище, я полагаю. Мне говорили, в клубе тоже есть такой. Но он только для вида.
— Рада слышать.
Мы подошли к облицованному каменными глыбами дверному проему. Как и все остальное в этом месте, он выглядел так, будто ему место в тюрьме, — со своим решетчатым окошком и двойными дверями. Я позвонил в звонок, и за решеткой показался глаз, затем похожий на злобного моллюска рот, который потребовал назвать пароль.
Без особой уверенности я произнес:
— Гитлер.
Через несколько секунд раздался грохот замка и звук отодвигавшегося засова.
— Будем надеяться, что выбраться из этого места будет так же легко, — пробормотал я.
Тут дверь распахнулась, выпустив на волю шум, полный дыма и запаха алкоголя.
Дылда на входе был наполовину человеком и наполовину бульмастифом. Посередине его носа проходил глубокий шрам, от чего казалось, что носа у него два, а одно ухо напоминало эмбрион. Никто не принял бы этого типа за разумное существо, если только не считал разумным монстра Франкенштейна. На дылде была форма тюремного охранника, в руке — дубинка, от него сильно несло пивом, а когда он улыбался, это было все равно, что смотреть на древнее кладбище. Он захлопнул и запер дверь, затем махнул официанту. Бритоголовые официанты, переодетые заключенными с номерами на спинах, имели тот же суровый вид, что и охранник. Тот, что подвел нас к столику 191819, напоминал железнодорожное полотно на Потсдамском вокзале — так много шрамов было у него на лице. Я дал ему пять марок и велел принести бутылку немецкого шампанского и бокалы. Официант быстро вернулся с «Хенкелем» и двумя эмалированными кружками.
— Здесь нет бокалов, — сказал он. — Только тюремные кружки.
Он записал на счете свой номер — 191819/22 — и положил листок под ведерко с шампанским.
Оно, по крайней мере, было холодным. Я налил немного и поднял тост за Розу, которая нервно мне улыбнулась. Она что-то сказала, но я не расслышал, потому что сидевший рядом мужчина кричал на симпатичную девушку, одетую лишь в чулки с подвязками и корсет. И она, и мужчина курили марихуану. Через несколько секунд девица выплюнула жевательную резинку и начала целовать своего спутника. А тот без остановки называл ее Хельгой, и я решил, что так девицу и зовут. При одном взгляде на нее можно было понять, что она достаточно вынослива, чтобы пережить еще одно извержение Кракатау.