Метрополис. Город как величайшее достижение цивилизации

Крыса – символ городской жизни, и неслучайно множащиеся массы асоциальных элементов, жителей темных закоулков города, сравнивают с крысами: пойманные в ловушку переполненного мегаполиса, отделенные от природы, они часто становились угрозой всему общественному порядку. И почти в каждую эпоху существовала вера в то, что хаотический, нераспланированный, самоорганизованный город можно улучшить, если его разрушить до основания и построить заново в соответствии с некими научными или философскими принципами: планируйте город должным образом, и в нем будут жить куда лучшие люди. Хотя литература и кино полны кошмарных видений антиутопических метрополисов, совершенство так же предстает перед нами в виде города, технология и архитектура которого избавлены от того беспорядка, который не позволяет нам развиваться. Подобный дуализм образов прослеживается на протяжении всей истории[45].

Библия, столь враждебная к реальным городам, изображает идеальный город, Новый Иерусалим, очищенный от человеческих грехов и наполненный истинным поклонением Богу. Если Библия начинается в саду, то заканчивается она в небесном городе. Платон и Томас Мор по философским причинам создавали образ идеального города. Леонардо да Винчи спроектировал функциональный, гигиеничный город, реагируя на опустошающие эпидемии, атаковавшие Милан XV столетия. Изображенная Джованни Каналетто Венеция – акме городской цивилизации во всей помпезности, утопия, представление того, каким город должен быть: ошеломляющий с архитектурной точки зрения, но очень живой, лишенный мрачности и убожества.

Планируйте город правильно, и вы получите улучшенную версию горожан. Сэр Кристофер Рен желал уничтожить запутанные улочки средневекового Лондона и создать город с широкими бульварами и прямыми улицами, облегчающими движение и коммерческую активность, выражающими современную рациональность. Швейцарский архитектор Ле Корбюзье мечтал стереть с лица земли исторические ограничения, мешавшие городам развиваться, заменить их рационально спланированной, геометрически правильной городской средой. «Наш мир, подобно склепу, завален обломками прежних эпох», – говорил он. Английский общественный реформатор сэр Эбенизер Говард хотел разломать загрязненный, индустриальный, портящий душу мегаполис и создать пригородные поселки с населением не более тридцати тысяч с распланированной промышленностью, приятными коттеджами и изобилием зелени. «Город и деревню нужно поженить, – заявлял он, – и из этого радостного союза родится новая надежда, новая жизнь, новая цивилизация»[46].

История усыпана утопическими замыслами избавиться от беспорядочного города и заменить его задуманным по науке собратом. У Ле Корбюзье никогда не было шанса уничтожить Париж или Нью-Йорк и начать снова. Но эксперименты современной архитектуры – башни высоток в парках – изменили лицо городов по всему миру, и изменили жизнь горожан после Второй мировой войны.

Идея улучшения человеческого характера посредством утопического урбанизма была названа «спасением с помощью кирпичей». Хотя она принимает разные формы, городское планирование сверху вниз очаровывает каждую эпоху. Но, увы, успеха такие замыслы почти никогда не приносили, и во многих случаях продуманные планы вносили масштабный хаос в городскую жизнь, поэтому история не дает оснований для надежды. Но что, если существовала городская цивилизация, с самого начала свободная от пороков и грехов других городских обществ? Археологи обнаруживали – и до сих пор находят – остатки как минимум одной такой культуры.

На территории свыше миллиона квадратных километров в современных Пакистане, Афганистане и Индии были открыты более 1500 поселений. Продвинутые города и поселки располагались в стратегически важных местах на торговых маршрутах; они служили домом пяти миллионам человек, а центрами были пять главных метрополисов: Хараппа, Мохенджо-Даро, Ракхигархи, Дхолавира и Лотхал, все с населением в десятки тысяч. По имени первого города цивилизацию именуют Хараппской, время от времени Индской. Только в 1920-х стало ясно, насколько велики масштабы этой культуры; с того времени было найдено много всего, но наши знания все равно неполны и обрывочны[47].