Метрополис. Индийская гробница(Романы)

К вечеру Мира принарядилась, ибо была послушна. Она казалась красивой, потому что ей так приказали. И когда Нисса пришел сопровождать госпожу и господина Брингер, то она следовала им как тень, потому что такова была воля ее господина.

Раджа встретил гостей в огромном зале, в бесконечности которого терялись колонны. Зал был празднично освещен. По середине возвышался помост, перед которым стояли три черных резных кресла. Везде кругом разбросаны были подушки, покрытые тяжелой парчой.

Раджа был одет по-восточному; на голове осыпанный камнями тюрбан, по середине которого красовался крупный рубин.

— Добро пожаловать, — произнес раджа, целуя руку Ирен и пожимая руку Брингеру. — Радуюсь, что вы согласились принять участие в сегодняшнем празднике; а то пришлось бы справлять его одному…

— Могу полюбопытствовать о причине сегодняшнего празднества? — спросил Брингер.

— Позаботься о еде, Рамигани, — сказал раджа громко. Целая армия безмолвных слуг двинулась в торжественным величии, неся столики с сосудами, наполненными едой и питьем.

— Покорно прошу садиться, — пригласил раджа. Он уселся в середине и указал Брингеру на кресло по левую руку от себя.

Мира уселась рядом с белой госпожой на полу; она казалось тенью.

И хотя кушанья разносились в дорогих сосудах и аромат их был восхитителен, хотя бокалы сверкали камнями и движения слуг были изящны и изысканно-вежливы, — тем не менее, чувствовалась в этом пиру какая-то скрытая дикость, казалось, ожидавшая момента, чтобы вырваться наружу.

Брингеры ели из вежливости. Раджа не прикасался ни к какому блюду и только прихлебывал по временам ледяную воду из запотевшего бокала.

Вдруг, резким движением повернулся он к Брингеру.

— Вы спросили меня, давеча, о причинах празднества.

— Я не желаю быть назойливым, ваше высочество!

— Само собою. Но я хочу, что, бы вы и нутром, так сказать участвовали в сегодняшнем празднике. Я получил сегодня извещение о смерти!

— Смерти?

— Да.

— Необычайный повод для празднования? Весть о смерти женщины?

— Нет. Мужчины.

Брингер положил на место бокал, который держал в руке.

— Это ужасно, — прошептала Ирен.

— Что ужасно? — спросил ее раджа.

— По-моему, ужасно, делать из смерти человека повод к празднеству!

— Это зависит от человека. Если он сбросил с себя человечий облик и стал волком, шакалом, то он заслуживает судьбу шакала. Свободные животные презирают тех, что едят падаль.

— Но мы-то не животные, а люди.

— Кто вам это сказал?!

Ирен замолкла.

— Он был моим другом, и я любил его. Я спал, и он бодрствовал. Но время моего сна он продал меня, спящего. Я сделал гонца, привёзшего мне весть о его смерти, богатейшим человеком в Эшнапуре. Я был грязен, теперь я чист. Если я сейчас умру, то со спокойным сердцем; за мной ничего не останется незавершённого. И, поэтому, я имею основание праздновать сегодня!..

— А женщина? — спросила Ирен.

— Не беспокойтесь, сударыня. Она дойдет до своей цели. Нет надобности подгонять ее; она поставит свою ногу в назначенный ей след.

— Я не знаю, что вы хотите этим сказать, — начал Брингер.

— Рискуя навлечь ваше неудовольствие, я все же должен заметить, что вы не имеете ни малейшего права быть судьей и палачом человека, находящегося в вашей власти. Даже убийце дают возможность защищать себя. Должен вам сказать, что я сейчас больше чем когда-либо решился защищать эту женщину, если ее бедная душа не находит к вам доступа…

— Вы говорите очень хорошо и слушать вас составляет истинное удовольствие. Но позвольте мне один вопрос; говорили ли бы вы так же, если дело касалось вашей супруги? Простите, я вовсе не желал вас оскорблять, — прибавил он, заметя жест Ирен.

— я хочу лишь знать, может ли изменник и неверная жена найти место в вашем сердце?

— Нет!.. — отвечали одновременно муж и жена.

— Благодарю вас! Это все, что я хотел знать.

— Но это не меняет европейской морали; потерпевший не может быть судьёй — воскликнул Брингер.

— Раджа усмехнулся.

— Да я-то не европеец… и разрешите в данном случае прибавить — к счастью. Во мне таился голод, — голод тигра. Теперь голод этот утолен.

— Но если это правда, — возразила Ирен, — то простите этой женщине. Ни одно благородное животное не рвет добычи, после того, как насытится.

— Я даю вам слово, что ничего не предприму, что могло бы носить характер угрозы. Этого и не нужно. Достаточно того, что я ничего противного не сделаю…

— Я не понимаю…

— Не приходилось ли вам слышать, что люди, боясь смерти, кончают с собой? — спросил раджа. — Впрочем, прекратимте этот грустный разговор. Если вам угодно, то я дам знак, чтобы приступили к фокусам.

— Пожалуйста.

— Раджа хлопнул в ладоши.

Раздалась музыка, странная и дикая, не громкая, но настойчивая. Из-за пальмовых дерев вышел индус, чье высохшее тело было опоясано каким-то белым платком.