Метрополис. Индийская гробница

— Забыть? — переспросил он. — Я дважды в жизни забыл. Раз я забыл, что эфирное масло и ртуть дают взрывчатую смесь. Это стоило мне правой руки. Другой раз я забыл, что Гель была женщиной, а ты — мужчиной. Это стоило мне сердца В третий раз, боюсь, дело пойдет о моей голове. Я никогда больше не буду забывать, Фредерсен.

Джо Фредерсен молчал. Наконец, он произнес беззвучно:

— Ты забываешь, что Гель умерла и для меня.

— Ты забываешь, — ледяным голосом сказал Ротванг, — что у меня от Гель не осталось ничего, кроме проклятых воспоминаний.

— А у меня, Ротванг?

— У тебя от неё сын.

Джо Фредерсен не ответил. Он стоял с отсутствующим лицом. Ротванг смотрел на него и как будто внимательно прислушивался к тому, что заметил в этот час впервые.

— Ты, кажется, не спешишь сегодня, Фредерсен? — сказал он. — Не хочешь ли сесть? И не хочешь ли сказать мне, почему ты пришёл? Ты ведь отыскиваешь меня, когда дело идет о новых планах и когда ты один не знаешь, как быть дальше…

— И сегодня дело идет о планах, хоть и не о новых, — ответил Джо Фредерсен, точно не расслышав насмешки. — Можешь объяснить мне этот план?

Он протянул Ротвангу маленький кусочек пергамента, который получил от Грота. Ротванг взял его и глубоко склонился над ним — не для того, чтобы рассмотреть его, а чтобы спрятать свое лицо.

— Откуда это у тебя? — спросил он после паузы.

— Ты знаешь план?

— Да. Откуда он у тебя?

— Из кармана одного из моих рабочих, но откуда он известен тебе?

Ротванг стоял спиной к окну. Это не позволяло вглядеться в черты его лица.

— Помнишь, — спросил он, — с каким непонятным тебе упрямством я в свое время желал поселиться именно в этом доме?

Джо Фредерсен кивнул.

— И помнишь, с каким упрямством я впоследствии отказывался продать землю под домом для продолжения подземной дороги?

— Еще бы. Я точно помню сумму, которую стоил изгиб пути, сделавшийся поэтому необходимым.

Ротванг загадочно усмехнулся.

— Вот причина, — сказал он, покачивая в своей ладони маленький кусочек пергамента.

— Объяснись, пожалуйста.

— Этот дом, Фредерсен, был, очевидно, построен человеком, который желал, чтобы добрые друзья и милые соседи его не знали всех его путей. Быть может, впрочем, это был просто-напросто глупец, любящий прогулки, как крот. Я не знаю. Во всяком случае ему был известен секрет этого кусочка пергамента, — потому, что этот квадрат, который ты видишь здесь, совпадает с квадратом подъемной двери, находящейся в самом нижнем помещении дома. Под подъемной дверью находится еще довольно хорошо сохранившаяся лестница, а дальше многочисленные и разбросанные ходы, где едва ли приятно заблудиться.

Джо Фредерсен, казалось, не верил.

— Ты рассказываешь сказки, — сказал он.

— Ты можешь во всякое время убедиться в справедливости моих слов, — ответил Ротванг с некоторой кротостью.

Джо Фредерсен задумался.

— И куда ведут эти ходы?

— К копям, которые были оставлены уже тогда, когда стали закладывать фундамент этой церкви.

Джо Фредерсен покачал головой.

— А откуда ты все это знаешь?

— Я люблю гулять, как гуляют кроты.

Джо Фредерсен посмотрел на Ротванга долгим испытующим взглядом.

— Мне сдается, что ты играешь двойную игру, Ротванг, и что у меня нет большего врага, чем ты.

— Я никогда не скрывал этого, Джо Фредерсен, — ответил седой его собеседник.

— Ну, что же, поступай, как хочешь, Мне сейчас интересно только узнать, что означает план покинутых копей в кармане моих рабочих.

— Это не трудно, — заметил Ротванг с несвойственной ему мягкостью.

Джо Фредерсен поднял голову.

— Хочешь проводить меня?

— Да.

— Еще этой ночью.

— Хорошо. Но приготовься к долгому пути.

— К долгим путям я привык, — ответил Джо Фредерсен.

ГЛАВА V

Фредер не мог больше стоять. Он больше не обслуживал машины, он висел на ней, на её ручках и рычагах — потому что его кости больше не держали его. Его светлые волосы были смочены потом, который стекал солеными каплями по его лицу, делая его неузнаваемым, с ужасом задыхающегося, он боролся за каждый вздох. В его мозгу была одна лишь мысль:

Неужели же нет конца у этих двух часов?

Внезапно рядом с ним очутился какой-то человек, у уха его — чей-то рот;

— Она будет говорить сегодня ночью… Ты придешь?

Он ожидал ответа.

— Она позвала. Ты придешь?

Кто она? Куда надо было ему придти? Но он кивнул утвердительно. Он хотел знать пути тех, кто, как и он, носили грубую синюю парусину, черный капюшон и твердые сапоги.

Голова его упала на грудь. Он оставил рычаги, за которые взялись руки другого рабочего, пришедшего ему на смену. А Фредер точно в полусне машинально шел куда-то. Он шел плечо к плечу с новым своим знакомым.

— Она позвала? — думал он. Кто же эта «она». Он шел и шел, и усталость его все росла. Не было конца пути. Он слышал глухой гул шагов тех, кто шел с ним, точно шум далекого прибоя.

Кто же она? — думал он. — чей голос заставлял на смерть утомленных людей добровольно отказаться от сна — от лучшего их отдыха, чтобы идти к ней, когда она зовет.

— Дальше? Все еще дальше?

— Глубже? Все еще глубже?