Меж двух огней

Клаус Гауптман был не из тех, кто спокойно сносит вмешательство в свои дела. Он отдавал себе в этом отчет и наедине с собой соглашался, что эту черту можно считать его слабостью. Но вместе с тем бешеная нетерпимость составляла часть его движущей силы, давала ему энергию, заставлявшую идти от одной победы к другой, и поэтому он был готов мириться с отдельными случаями, когда темперамент холерика подводил его и подталкивал к ошибкам.

С этим он мирился. Как правило. По крайней мере, он так думал. Как правило. Но не в случае с Харрингтон. Она не просто поставила его в неловкое положение, она посмела угрожать ему!

Он стиснул зубы, поскольку в памяти вновь закрутились неприятные воспоминания. Когда административное самоуправство Харрингтон стало невыносимым, Гауптман лично отправился на станцию «Василиск». Он не знал в то время ни о предательских планах хевенитов, ни о том, как все могло обернуться, но эта женщина стоила ему денег, больших денег, а конфискация одного из судов картеля в наказание за контрабанду стала для него пощечиной, и с этим он уж никак не мог смириться. И – понесся, чтобы проучить нахалку. Но этого ему не удалось сделать. Она фактически проигнорировала его, как будто даже не поняла (или ее это не интересовало), что он был самим Клаусом Гауптманом! Она была осторожна в словах, пользовалась канцелярским языком и скрывалась за официальным мундиром и своим положением старшего офицера в звездной системе, но она фактически обвинила его в прямом соучастии в контрабанде.

Она задела его за живое. Он признавал это – как и то, впрочем, что действительно обязан был тщательнее следить за операциями своих торговых агентов. Но, черт побери, как он может полностью контролировать такую махину, как картель Гауптмана, да еще в подобных мелочах? Именно для этого он и нанимает торговых агентов, чтобы те заботились о деталях, которые он охватить физически не способен. И даже если бы она полностью доказала его вину (а не доказала ведь!) – как осмелилась дочь простого йомена разговаривать с ним так дерзко? Она была жалким коммандером, всего-навсего капитаном легкого крейсера, который он мог бы купить на карманные деньги! Как она посмела говорить с ним таким резким, холодным тоном?

Однако она посмела, и Гауптман, потеряв терпение, перестал церемониться. Она не знала, что его картель был держателем контрольного пакета акций медицинской компании ее родителей, работавших врачами на Сфинксе. Он всего только намекнул невзначай о возможных последствиях для ее семьи – что, мол, может случиться, если она вынудит его защищать себя и свое доброе имя посредством неофициальных методов. А она мало того что отказалась отступить, она пошла гораздо дальше. Она ответила куда более страшной, поистине смертельной угрозой.

Никто, кроме них двоих, не слышал ее слов. Только это обстоятельство его и спасло; ибо означало, что никто никогда не узнает, как Хонор Харрингтон угрожала убить его, если он только осмелится предпринять что-нибудь против ее родителей.

Несмотря на глубокую, жгучую ярость, Гауптман даже теперь почувствовал озноб, вспомнив холодные как лед миндалевидные глаза и голос, которым она объясняла, что собирается сделать. Он и тогда поверил сразу, а три года назад она доказала, насколько реальной была угроза: убила на дуэли одного за другим двух мужчин, причем первый из них был профессиональным наемным бретером. Если и были ему нужны доказательства того, что с Харрингтон надо быть очень осторожным, то те два поединка сделали свое дело.

Сейчас ненависть к Харрингтон объединила его с Хаусманом (что случалось крайне редко) – поскольку именно Хонор разрушила дипломатическую карьеру Хаусмана. Она не только отказалась выполнить его приказ отвести мантикорскую эскадру из системы Ельцина и оставить планету Грейсон беззащитной перед союзниками хевенитов, но попросту врезала ему по морде, когда он попытался заставить ее подчиниться. Она сбила его с ног в присутствии свидетелей, а жгучее презрение, с которым она тогда говорила, невозможно было скрыть. К настоящему времени все влиятельные люди в точности знали все, что она тогда сказала, с холодной, злой скрупулезностью обличая его трусость. Официальный выговор, который она получила за то, что ударила королевского посланника, был с лихвой возмещен полученным одновременно дворянским титулом – не говоря уж о лавине почестей, которую народ Грейсона обрушил на спасительницу планеты.

– Я не могу поверить, что вы говорите серьезно, – холодный, жесткий голос Хаусмана вернул Гауптмана к действительности. – Боже мой, ну и дела! Эта женщина не лучше обыкновенного убийцы! Вы знаете, как она загнала Северную Пещеру в тот поединок? Она имела невероятную наглость бросить ему вызов прямо в Палате Лордов, а затем подстрелила его, как зверя, невзирая на то, что у него уже кончились патроны! Вы не можете серьезно предлагать ее ни на какую командирскую должность после того, как мы наконец вынудили ее уйти со службы.