Меж двух огней

Он подошел к барной стойке и остановился в трех или четырех метрах справа от нее. Девушка притворилась, что не видит его, но по тому, как она нахмурилась, он понял, что видит. Он заказал пиво, затем прошел разделявшие их несколько шагов и подтащил к себе стул.

— Пожалуйста, присоединяйся. Чувствуй себя как дома.

Она была так же саркастична вечером, как отважна днем.

— Я просто хотел извиниться за то, что случилось сегодня. Мне кажется, я переборщил.

— Да ладно, не бери в голову. Это было очень любезно с твоей стороны. По-рыцарски. По-английски.

Теперь уже было невозможно сказать, иронизирует она или говорит серьезно. Стрейкен надеялся, что второе.

— Твой молодой человек в порядке?

— Он не мой молодой человек.

Она начала сдирать этикетку с бутылки, избегая смотреть ему в глаза.

Он смотрел на нее, очарованный ее тонкими пальцами. Движения были такими свободными и медлительными, что даже то, как она отковыривала наклейку, казалось чем-то возвышенным.

Она отхлебнула еще пива и посмотрела сквозь него.

— Уже не мой молодой человек. Он сегодня уехал. Об этом мы, собственно, и спорили. Мы собирались лететь завтра, но мне хотелось остаться еще на один день. Можно было поменять билеты за пятьдесят долларов, но у него же все уже на полгода вперед расписано, и он не захотел. Такой гад. Такой, черт возьми, серьезный. С детства через задницу намертво усвоил наставления родителей и теперь ни на шаг от них не отступает.

— Он в первый раз тебя ударил?

Она опустила глаза. Стрейкен извинился и попросил забыть его вопрос; не его это дело.

— Майк все время пытался меня переделать. Ему нужна жена-домохозяйка. Дойная корова, рабочая лошадка. В духе его семейных традиций. Он из такой, знаешь, семьи из Филадельфии: традиции, то, се, старомодные ценности. Большой дом, большая лужайка перед домом, большая машина, большое эго. Он привык все делать по-своему. Ему не нравилось, когда я не давала ему спуску и отвечала наперекор. Он к этому не привык. Ему надо, чтобы у женщины рот был всегда закрыт, а ноги раздвинуты. Я не знаю, как вообще связалась с ним.

— А теперь все кончено?

Банбери Стрейкен, что ты творишь?

— Да. И слава богу. Я должна была послать его подальше уже давно. Он никогда не был в моем вкусе.

Стрейкен протянул вперед руку.

— Я Эд Стрейкен.

— Черт, — сказала она, — а я-то думала, что ты сэр Ланселот, пришел и спас свою даму. — Она протянула ему руку. — Я Кей Ти. Кей Ти Люкер.

— Кейти или Кей Ти? — Стрейкен подумал, что она сказала «свою даму», а не просто «даму». Как будто она уже признала себя объектом его притязаний. Ему это понравилось.

— Второе.

— От чего это сокращение?

— Извини, дорогой. Тебе придется узнать меня гораздо лучше, прежде чем я тебе это объясню.

— Насколько лучше? — спросил он и внезапно пожалел. Он мог бы помнить, что у Кей Ти был тяжелый день. Он слишком сильно давил на нее.

— Ты что, не расслышал, Ланс? Гораздо.

— Ты откуда?

Ну, по крайней мере, это было лучше, чем ничего. Пока.

— Из Форт-Уэйна, к сожалению.

— Почему «к сожалению»?

Он ждал, что она просто скажет «Америка». Форт-Уэйн — такой уровень деталей, который ему был не нужен. Он понятия не имел, где это. Впрочем, звучало интересно.

— Форт-Уэйн находится в Индиане. Там ничего нет. Только пара фабрик и большое шоссе.

— А ты-то что там делаешь, если там ничего нет?

— Я ничего не делаю в Форт-Уэйне. Я уже много лет назад уехала из дома. Черт возьми, Ланселот, сколько, ты думаешь, мне лет?

— Двадцать восемь?

Кей Ти засмеялась и ткнула Стрейкена в грудь.

— Да. Спасибо уж. Вот спасибо.

Вот, пожалуйста, опять. Этот невозможный тон голоса, непонятный. Как, черт возьми, понять, что это означает? Он не знал, правильно он предположил или нет.

— Ну, уехала ты из Индианы. А дальше что?

Они проговорили еще полчаса. Кей Ти немного рассказала Стрейкену о себе. Как она уехала в Принстон изучать драматургию, а потом в Нью-Йорк, где ее брали на мелкие роли в рекламах и мыльных операх. Как она встретила Майка за кулисами театра на Бродвее после того, как его страховая компания спонсировала постановку «Укрощение строптивой», в которой она играла Кейт. Стрейкен знал о пьесах Шекспира немногим больше, чем о городках штата Индиана, но сообразил, что Кейт — именно та, которая строптивая, а Кей Ти взяли с первого прослушивания. Судя по утреннему представлению, не похоже было, что ее кому-то удалось бы укротить.

Стрейкен испытывал слабость к симпатичным девочкам, способным ссориться и драться на улицах, и разговор их шел легко. Кей Ти говорила с ним как со старым другом. Теперь, когда Майкл был послан подальше, она сказала, что ей больше незачем торопиться домой. Стрейкену она нравилась. Она ему очень нравилась.

— Ты здесь на каникулах? — спросила она его.

— Ну, типа того. Бизнес и удовольствие. Я подводный фотограф.