– О, Творец! – Обрадованно вскричал гость и разразился торопливой тирадой на языке, на котором храмовник по большим праздникам читал в храме книгу Творца. Так, вроде, было почетнее и торжественнее.
– Да не чирикай ты! – Пан Януш снова поморщился. – Говори, как в храме, раз по-людски не умеешь.
Терпеливо дождавшись, пока Гжесь переведет, пан Януш велел сыну.
– Спроси, как зовут его и какого он роду. Доспех доспехом, а кто его знает. Может, достойному шляхтычу с таким худородным и из одной миски хлебать зазорно?
– Его зовут дон Ромеро, – сказал Гжегош, терпеливо выслушав все, что пожелал ответить чужеземец. – Дон Ромеро… в общем, откуда-то и такого-то герба. Тата, не спрашивайте точнее, я все равно половину не запомнил, а переспрашивать стыдно.
– Ну, и то хлеб. – Довольно кивнул пан Соколувский. Пани Малгожата и Зося смотрели на Гжеся, как на ясно солнышко, гордясь ученостью сына и мужа. А младшие во все глаза разглядывали пришлого. – Скажи этому пану Ромеро, сынек, что у нас, не помолившись, за ложку хвататься не принято.
Дождавшись перевода, гость понятливо закивал головой. И, в свою очередь, начал что-то доказывать Гжегошу. При этом он размахивал руками, словно немой Тодось с рынка, Лукашу даже пришлось отодвинуться в сторону, чтобы не получить по носу.
– Он говорит, – начал переводить Гжегош, недовольно хмурясь, – что он не сдавался в плен и не признает себя пленником. Он говорит, что его победили нечестно, напав сзади, и требует вернуть его имущество и отпустить.
– Скажи этому умнику, – Ответил пан Януш, – что если мы сейчас начнем все разбирать по рыцарскому кодексу, каша остынет.
Сказав это, старый рыцарь нарочито торжественно встал и начал читать общую молитву. Все домашние последовали его примеру. Чужеземцу ничего не осталось, как сделать то же самое. Помолившись и осенив себя знаком Творца, все взялись за ложки.
Надо отдать должное пану Ромеро, если за трапезой что и показалось ему непривычным, виду он не подал. И лишь дождавшись, пока пан Януш, наевшись, собрался вставать из-за стола, напомнил.
– Так как быть с его имуществом?
– Переведи ему, сынек, – степенно ответил пан Януш, – что имущество его я могу ему вернуть. Даже подштанники. Тем более, они у него хоть и драные, но из шелка. А доспех – нет. Что с бою взято – то свято.
– Он возражает, – продолжил Гжегош после того, как перевел гостю все и выслушал ответ. – Говорит, никакого боя не было. Его просто приложили сзади какой-то дубиной и больше он ничего не помнит.
– Так кто ж ему, сынек, виноват?! – Пан Соколувский развел руками, показывая свою беспомощность. – Приехал бы днем, а лучше, утречком, а то по солцепеку биться несподручно. Протрубил бы в рог, бросая вызов… С ним и бились бы, как с рыцарем. А он напал ночью, как дрань, как дрань и получил, чем попало. Пусть спасибо скажет, что шлем выдержал.
Выслушав такое, чужеземец сразу как-то сник, словно став еще мельче. «Знает котка, чье сало сьела» – с легким злорадством подумала Мирося, вспоминая, какого страху натерпелась из-за этого болтуна. Марыся же, наоборот, слишком пристально разглядывала гостя. Настолько пристально, он заметил. И слегка склонил голову, выказывая уважение юной панне.
– И что со мной теперь будет? – Спросил рыцарь.
– А что с тобой сделаешь? – Пан Януш, видно, все уже для себя решил. Поэтому ответил быстро и довольно равнодушно. – Выкупа толкового с тебя, судя по рваным штанам, не дождешься. А как подумаю, из какой дали ты, пан Ромеро, к орденцам прибился… – Он безнадежно махнул рукой. – Во сколько мне гонец встанет, да сколько тебя кормить, пока выкуп придет…
В общем, не обижайся, пан Ромеро, но мне ты без надобности. Отошлю тебя с оказией пану каштеляну, пусть он рассуждает.
– Тата! – Не выдержав, возмутился Гжегош. – Вы, тата, всегда были мастер складно слово сказать. А того, как я ему это все переводить буду, и не подумали.
– Не мое это дело, о таком думать. Мое дело было храмовнику за вашу науку платить и с тебя за лень спрашивать. И, по всему видно, с тебя хорошо спрашивал, а Лукашика жалел сильно. Ничего, – пан Януш погрозил младшему сыну, – не поздно еще нагнать.
На том пан Януш посчитал разговор оконченным. Пленника-гостя проводили в покой повыше. «Чтобы дурная мысль в голову не пришла, ночью из окна прыгать» – пояснил пан Януш в ответ на вопросительный взгляд пани Малгожаты.
– Не обессудь, пан Ромеро, – извинился он перед чужоземцем, – мы гостей не ждали. Так что чем богаты… – и собственноручно задвинул за гостем тяжелый засов на двери.
– Мироська, ты видела, какие у него глаза?! – Зашептала Марыля, стоило сестрам остаться вечером в их светелке вдвоем. – Чисто тебе вишни!
– Глаза как глаза, – не согласилась Мирослава. – Ничего так, конечно, но мелковат. Их там что, правда не кормят, что ли? Гжесю та рубашка еще перед свадьбой в плечах тесновата была…
– Не всем же такими богатырями быть, как твой ядзвин, – Непонятно с чего обиделась сестра. – А Ясновский, между прочим, ненамного больше.