Меж двух орлов

– Сам вернулся, и ладно. – Взгляд Мироси был серьезным. – За тебя ведь не зря так в Ятвеже переживали, правда?

– Ну, можно сказать, не зря. – Борута пожал плечами. – Но вернулся же.  Вот, даже с подарком.

Он достал из кошеля намисто из красного камня и протянул Мирославе. Девушка замешкалась, осторожно, кончиками пальцев проводя по гладким бусинам. Заметив, что Мирося никак не решится взять дорогой подарок, Борута улыбнулся одним кончиком губ и сам одел намисто поверх праздничной сорочки. Нельзя сказать, что пан Януш держал дочерей в черном теле. Были у младшей Сколовувны и намисто, и подвески, и колечки. Но этот подарок – первый подарок в будущей семейной жизни – был особенным.

Борута догадывался, а Мирослава просто не задумывалась о том, что из окон за ними пристально наблюдали.

– Кажись, поладили. – Повторил пан Януш сказанное в день сватовства.

– Ну, дай-то Творец. – Вздохнула пани Малгожата. – Не знаю, Яночку, на добро или на худо, но что сделано, то сделано.

Пройдясь еще несколько раз туда-сюда, Борута распрощался и засобирался домой. Во дворе его ждал Гжесь, который, пока сестра занимала жениха, успел оседлать коня.

– Провожу тебя до заставы. – Небрежко кинул он, вскакивая в седло.

Боруте осталось только пожать плечами. Хочет прогуляться, почему нет. Не запрещать же ему, в самом деле.

О чем мужчины говорили в дороге, никто не знал. Ну, разве что пан Януш, но тот по своему обычаю лишнего не говорил. А только вечером Гжегош неожиданно велел пахолкам запрягать бричку.

– Мироська! – Позвал Гжегош сестру, увидев, как она с интересом разглядывает его приготовления из открытого окна. – Выходи, прокачу!

– Мама не велят. – Мирося вздохнула и безнадежно махнула рукой. – Дальше двора не выпускают.

– Отец позволил. – Успокоил ее Гжесь. – Ненадолго.

– Так я мигом! – Светлая головка сестры исчезла в окошке.

– Где собрался, Гжесю? – К Гжегошу подошла Зося, держа на руках сына. Нянька сегодня зачем-то срочно понадобилась пани Малгожате, хотя Зося все больше подозревала, что свекровь просто специально выдумывает для нее занятия. Но жаловаться снова не рисковала.

– В город. – Небрежно ответил пани Зсе муж. – Отец посылает к знакомому купцу, передать кое-что.

– А нас возьмешь? – Зося улыбнулась робко. – А то мы в последнее время сидим тут, словно бранцы какие.

– В другой раз, Зосенько. – Гжегош, казалось, даже смутился, отказывая жене в такой безобидной просьбе. Но в том, что они с Борутой задумали, лишние сплетни им были не нужны. Пока не нужны. А Зося его, хоть и не была сплетницей, но бывала страшно упрямой в случаях, когда считала себя правой. Иногда это вызывало уважение, а иногда – раздражение. Особенно, когда Зося в своей правоте ломилась напролом там, где надо было просто обождать, чтобы все встало на свои места.

Мирослава стрелой метнулась с крыльца, на ходу поправляя ленты в косах. Делая вид, что не замечает завистливого взгляда Зоси, легко вскочила в бричку и кивнула Гжегошу, мол, готова.

К удивлению Мирославы, бричкой правил не пахолок. Брат сам взял вожжи, причем, с таким видом, будто панну каштелянну везет, никак не меньше.

– А где мы едем, Гжесю? – Спросила Мирослава, когда они выехали за ворота. Она только сейчас впомнила, что даже не спросила брата, что ему понадобилось в городе в надвечерье. И как так вышло, что отец позволил взять ее с собой. Это ж, так и так, возвращаться домой придется затемно.

– Отец поручил купцу знакомому одну безделушку передать. – Загадочно ответил Гжегош. И перевел разговор на разные пустяки.

К удивлению Мирославы, по въезде в город бричка свернула не в торговый квартал, а поехала туда, где в конце улочки виднелся шпиль храма. Сколько Мирося не морщила лоб, не могла вспомнить в той околице ни одной лавки, о чем и сказала брату. Но Гжесь только пожал плечами, дескать, он знает, куда едет.

Мирослава заподозрила неладное, когда бричка остановилась у храма. И дело даже не в том, что Гжегош, никогда не отличавшийся чрезмерной набожностью, решил зайти помолиться во внеурочный час. Мало ли, может, мать или жена дали какое-то поручение, попросили передать пану храмовнику пожертвование или просьбу. Но вот то, что у коновязи при храме стоял знакомый конь, совпадением быть явно не могло.

– Гжесю? – Мирося, прищурившись, посмотрела на брата. – Гжесю?! – Уже более требовательно повторила она. – А не расскажешь ли, чего это вы с отцом и Борутой удумали?

– Догадалась-таки? – Усмехнулся Гжесь. – А я говорил им, по-людски надо было рассказать. Коня узнала?

– А то!

– Тогда пошли, нечего тут зря народ баламутить. Там, в храме, все и узнаешь.   

С замиранием сердца Мирослава вошла под своды храма. В этом храме венчали, нарекали имя и отпевали не одно поколение Соколувских. Казалось бы, ей должна быть знакома каждая щепка в деревянном полу. И, все же, в этот раз предчувствие говорило ей, что все не так просто.

Чутье не обмануло. Перед алтарем стоял храмовник, празднично одетый, словно как раз собрался служить. А рядом с ним стоял нарядный Борута.