Меж двух времен

Никто не заметил — кроме меня, потому что я ждал этого, — как тихонько открылась и закрылась дверь; краем глаза я увидел, что он остановился на пороге гостиной. Я заканчивал рисунок на окне, не пытаясь передать всю роскошь волос Джулии, а лишь приблизительно показывая их длину и тяжесть. Рисунок такого типа требует больше времени и больше практики, чем было у меня, так что вышел он, разумеется, неважно. Я отступил на шаг, оценивая свою работу, остальные толпились вокруг; в сущности все, что стоило сказать по этому поводу, — художник изобразил лицо девушки, привлекательной девушки с длинными волосами. Но — девушки вообще, не обязательно данной, хотя какое-то отдаленное сходство и было.

Однако Джулия долго, секунд пять-шесть, молчала и потом воскликнула — теперь несомненно искренне:

– О, как красиво! — Она повернулась ко мне, сияя от радости. — Я правда такая? Ну, конечно же, нет! Но как красиво… Господи, да у вас талант!..

Глаза у нее горели, она смотрела на меня с откровенным восхищением, даже с благоговением. И тут как раз, ненароком поглядев на дверь, она заметила его и слегка покраснела. Но голос не дрогнул, слова прозвучали совершенно естественно:

– Джейк, а у нас новый постоялец. И, кажется, очень талантливый. Вот, взгляните…

– Под-ни-ми во-ло-сы, — сказал он сквозь зубы с одинаково жестким ударением на каждом слоге.

– Но, Джейк, мы…

– Я сказал: подними волосы, — повторил он тихо, и Джулия послушно потянулась к волосам.

Я, как и все остальные, повернул голову к двери, а Пикеринг направился ко мне; карие его глазки не выражали ровным счетом ничего и устрашали, как пустой взгляд акулы. Он остановился прямо напротив меня, и мы в течение трех-четырех секунд молча взирали друг на друга. В комнате стояла тишина. Я был просто зачарован: вот он передо мной, человек, отправивший длинный голубой конверт.

Внезапно он улыбнулся, лицо осветилось дружелюбием, глаза стали теплыми и приветливыми — мгновенная трансформация, — и вот он уже протянул мне руку со словами:

– Меня зовут Джейкоб Пикеринг, я, как и вы, постоялец здесь…

С самым дружеским видом он энергично тряс мне руку и постепенно сжимал ее все сильнее и сильнее. Я улыбался ему не менее доброжелательно, а сам в свою очередь напрягал кисть как только мог. Здесь, в этой уютной комнате, мы вели борьбу, о которой никто и не подозревал; наши руки уже начинали слегка дрожать, а мы все улыбались друг другу; я назвал свое имя, наши сомкнутые пальцы, вероятно, уже побелели в суставах, а мы все продолжали медленно трясти друг другу руки, словно позабыли остановиться. Наконец, я достиг предела своих сил, но он — он был сильнее, и я почувствовал, как костяшки моих пальцев понемногу слипаются вместе. И тут рука моя бессильно разжалась у него в кулаке; усилием воли я удержал на лице улыбку, стиснув зубы, чтобы не вскрикнуть от боли — этого я позволить себе не хотел и не мог. Но когда мне уже казалось, что кости пальцев вот-вот хрустнут, он неожиданно ослабил хватку; еще одно короткое варварское пожатие — и он, все так же дружески улыбаясь, кивнул в сторону моего рисунка на стекле.

– Вы действительно талантливы, мистер Морли. Вне всякого сомнения. — Быстрыми шагами он подошел к окну. — Но надеюсь, что вы не поцарапали стекло мадам Хафф…

Склонившись к самому стеклу, он приблизил к нему тубы и принялся оттаивать изморозь выдох за выдохом. Скоро талый круг стал величиной с тарелку, и от рисунка уцелели лишь разрозненные наружные штрихи.

– Нет, — сказал он, разглядывая чистое стекло, — к счастью, царапин нет.

Набросок на другом окне он удостоил лишь презрительным взглядом, затем повернулся к окнам спиной и послал нам общую улыбку.

– Мне это не понравилось, мистер Пикеринг, — сказала Джулия, — мне это совершенно не понравилось. — И обернулась ко мне. Глаза у нее светились, а руки все еще были заняты укладкой волос на затылке. — Быть может, вы сделаете с меня другой рисунок, мистер Морли? На бумаге, чтоб я могла сохранить его. Я охотно буду позировать вам в любое удобное для вас время…

Руку я спрятал в карман. Я знал, что она уже покраснела и начала распухать: болело сильно.

– С удовольствием, мисс Джулия. Буду очень рад нарисовать вас. — Я повернул голову и, глядя прямо на Пикеринга, закончил:

– Я даже настаиваю, если угодно знать.

Он только усмехнулся — мне и всем остальным.

– Возможно, что я не прав, — сказал он, опуская взгляд в притворном раскаянии. — Иногда я… несколько стремителен в своих действиях. — Тут он поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза. — Особенно когда дело касается моей невесты…