Мы уже собрались покинуть стены запасника, как вдруг мое внимание привлек один весьма загадочный предмет. Массивная гранитная пластина неправильной формы, размером примерно метр на метр, была небрежно приставлена к стеночке, являя взору всякого желающего изображение весьма динамичной сцены охоты пещерного человека на дикого оленя или лань — не могу сказать наверняка, поскольку как-то не очень разбираюсь в классификации диких травоядных. Только не подумайте, что я являюсь рьяным поклонником творчества наскальных живописцев эпохи нео-, мезо- или палеолита. Но между весьма условными скорее пиктографическими, нежели реалистическими, фигурками животных, спасающихся от преследования безжалостных охотников, я увидел несколько ничем не примечательных для глаза непосвященного штрихов.
Испросив разрешения у хозяина, я подошел к каменному «полотну» и начал внимательно изучать борозды, нанесенные на гранит не один десяток тысячелетий назад. Очевидно, данная плита когда-то была неотъемлемой частью стены пещеры. На ней могучей рукой древнего человека была нацарапана сцена охоты. Каким образом этот кусок был изъят и доставлен в хранилище Сабхая Бойунга, мне вряд ли когда-нибудь суждено узнать, но то, что этот рисунок был выполнен настоящим видящим, у меня не вызывало ни малейших сомнений. Сконцентрировав все свое внимание на трех десятках еле заметных царапин, какое-то время я ничего не видел, кроме этих хаотично разбросанных по поверхности плиты штрихов. Но очень скоро абстрактный узор ожил, начал трансформироваться, и вместо неприглядной гранитной плиты перед моим внутренним взором возникла вполне материальная дверь, готовая распахнуться, едва лишь я этого пожелаю. Однако я не стал открывать виртуальную дверцу, всего лишь ограничился ее внешним осмотром, поскольку уважаю чужое право на частную собственность. К тому же у меня не было достаточного запаса времени даже для того, чтобы чуть-чуть приоткрыть ее и хотя бы мельком взглянуть на то, что за нею скрывается. И все-таки в общих чертах я получил представление о том, что находится за этой дверью.
«Ну и ну, — удивленно подумал я. — Несомненно, это очередной фрагмент Пути, замаскированный под сцену охоты. Причем, судя по количеству координатных привязок и других реперных точек, фрагмент весьма приличный».
Стоять столбом дальше и молча пялиться на гранитную плиту было бы с моей стороны явным неуважением к весьма занятому хозяину. Пришлось, скрепя сердце, возвращаться к реалиям жизни. После того как образ двери растаял перед моим внутренним взором, а царапины на поверхности камня вновь превратились в абстрактный набор штрихов и загогулин, я перевел взгляд на мастера Сабхая и кивнул головой, мол, насмотрелся и готов следовать на выход. Однако мой интерес к данному художественному произведению вызвал массу расспросов со стороны владельца. Пришлось на ходу выдумывать что-то насчет моей давней любви к абстрактному примитивизму обитателей каменного века. Откровенно говоря, мои рассуждения получились вполне наукообразными и весьма убедительными, за что я признателен уважаемому мастеру Рене — величайшему гению магической пластики, умудрившемуся в свое время привить одному бестолковому мальчишке художественный вкус и любовь к прекрасному. Несложно догадаться, что этим мальчишкой был когда-то я.
Свой краткий теоретический экскурс я закончил сравнительным анализом восприятия перспективы и цвета художниками эпохи каменного века, с одной стороны, и современным человеком — с другой. При этом в качестве учебного пособия я использовал приглянувшийся мне образчик древнего искусства.
Мои глубокие познания в данной области настолько потрясли хозяина, что он без малейших колебаний преподнес мне в дар эту гранитную плиту. Вообще-то подозреваю, что расчетливым чародеем двигало вовсе не желание сделать подарок дорогому гостю от чистого сердца, а элементарное чувство уязвленного самолюбия. По его глубокому убеждению, доспехи Анфандара не были равнозначной заменой скипетру Алефа. На мое счастье, Сабхай Бойунг не был скользящим, поэтому он с легким сердцем расстался с вышеозначенной картиной. К стыду своему, не отказавшись от столь роскошного подарка, я бессовестным образом воспользовался некомпетентностью хозяина и его неспособностью замечать то, что доступно лишь взгляду скользящего. Но если все-таки рассуждать здраво, пусть уж лучше плита находится у меня, чем у этого невежды, ибо, судя по его отношению к подобным артефактам, этот шедевр мог когда-нибудь попросту оказаться на помойке вместе с прочим ненужным хламом.