Меж рабством и свободой: причины исторической катастрофы

Вскоре Фик был командирован царем во враждебную Швецию в качестве тайного агента с целью вывезти документацию по устройству коллегий. В декабре 1716 года Вейде докладывал царю, что Фик "возвратился из Стокгольма счастливо, но с собою все, что коллегиям надобно, всякие порядки вывез; то и иные многие годнейшие вещи о зело полезных порядках с собою же присовокупил. Точию то учинено, сказывает, с великим страхом и не знал, как лучше сделать: брал того ради свою жену с собою и те письма вшивал ей под юбки, а иные роздал для сохранения шкиперам".

Подобной далеко не безопасной деятельностью занимался Фик несколько последних лет Северной войны. Но, будучи сторонником правления представительного и симпатизируя республиканским идеям, он старался познакомить царя и с подобными системами. Петр, однако же, эти попытки оставлял без внимания. Ему не нужна была шведская конституция. Ему нужно было рациональное устройство конкретных учреждений, коллегий в частности. Он был уверен, что в самодержавную ткань напором и страхом можно вживить элементы иных систем и они будут функционировать и приносить пользу.

Когда князь Дмитрий Михайлович был президентом Камер-коллегии, то Генрих Фик состоял у него вице-президентом. И очень скоро, распознав эрудированность и истинные настроения своего подчиненного, Голицын сделал его советником и сотрудником в полуконспиративных занятиях. Князя интересовали как раз те вывезенные Фиком из Европы документы, что не были востребованы Петром. Документы эти — инструкции, указы, уставы, — раскрывавшие механизмы функционирования конституционных институтов, были по приказу Голицына переведены для него (шведского языка он не знал) и тщательно им изучены.

В отличие от Петра, который ориентировался на бюрократический абсолютизм шведских королей Карла XI и Карла XII, Голицын и Фик изучали установления до и после этих монархов, то есть государственный быт Швеции конституционной. Причем умный вольнодумец Фик привлекал русского вельможу не только как источник сведений о европейском государственном праве, но и как собеседник, с коим можно было обсудить самые разные стороны мироустройства. Оба они понимали, что собственно государственная система погружена в жизненную стихию, общему состоянию которой она должна соответствовать, или же существование становится тягостным и опасным.

Роль Фика выявилась для современников немедленно по получении из Москвы известий о тамошних событиях. Конфидент князя Дмитрия Михайловича не только перестал скрывать свои взгляды и планы, но и принялся бурно их пропагандировать. Он, например, громогласно читал в Камер-коллегии текст кондиций и говорил, что "ныне империя Российская стала сестрица Швеции и Польше; россияне ныне умны, понеже не будут иметь фаворитов таких, как Ментиков и Долгорукий, от которых все зло происходило". Фик, разумеется, имел в виду не сам по себе институт фаворитизма, который был вторичен, а ту атмосферу беззакония и отсутствия отрегулированной и подконтрольной обществу системы управления, которая и порождала фаворитизм.

Шведский резидент Мориан доносил в Стокгольм, что Фика считают "состоящим в сношениях с некоторыми из 28 господ, стремящихся к свободе и положивших начало отмене самодержавия, для чего статский советник Фик не только указал, что в подобных случаях делалось и установлялось в других государствах, но и сам изготовил несколько пунктов и условий, ограничивавших ее величество".

Когда после провала замыслов князя Дмитрия Михайловича Генрих Фик был арестован, то на допросах выяснилась совершенно нетипичная для нравов того времени близость Гедиминовича и безродного бюрократа-голштинца. В протоколе допроса записано: "Князь Голицын был его покровителем, охотно допускал его к себе и находил удовольствие толковать с ним по вечерам, в продолжение нескольких часов, о новой и древней истории, также о разности вер. Иногда это продолжалось до полуночи, и тогда князь, по своему обыкновению, приказывал подавать и набивать трубку за трубкою ему и прочим своим приятелям". К нашему сожалению, следователи не стали выяснять, кто были эти "прочие приятели" князя Голицына, с которыми обсуждал он проблемы исторические и религиозные. А быть может, и злободневно политические.

Фик для Голицына был, конечно же, соратником. За спиной у них была уже одна акция высокого значения — создание Верховного тайного совета, в организации которого Фик принял самое деятельное участие и чье возникновение дипломатами-наблюдателями было воспринято как первый шаг к конституционному устройству.

Именно существование Верховного тайного совета и главенствующая роль в нем к 1730 году князя Дмитрия Михайловича стали практической основой великих событий 19 января.

ФЕНОМЕН ТАТИЩЕВА

Подлинным лидером сильной шляхетской группировки, особо интересовавшей Милюкова, был уже упоминавшийся нами Василий Никитич Татищев.