Меж трех времен

Одни женщины надели шляпки с широкими полями, напоминающие колеса или, скорее, небольшие зонтики. Я ничуть не преувеличиваю. Другие укутали головы до самых бровей в затейливые тюрбаны, украшенные перьями и даже драгоценностями. Платья чуть выше щиколоток, юбки с перехватом ниже колен. У всех пальто, меховые или отороченные мехом, — кто надел их на себя, кто нес, перекинув через руку. Уж поверьте, они специально оделись для выхода, для встречающих и для репортеров с пропусками, воткнутыми за ленты шляп, — репортеры в этот момент как раз высадились с лоцманского катера и бросились брать интервью.

Большинство мужчин были в строгих деловых костюмах. Да-да, при жилетах и галстуках. Попадались пассажиры в черных сюртуках, в рубашках со стоячими воротниками и серых полосатых брюках. А кое на ком были даже сверкающие шелковые цилиндры — наверное, их надели банкиры и дельцы с Уолл-стрит, которые намеревались отправиться прямиком в свои конторы. Те, кто помоложе, носили фетровые шляпы, как у моего отца.

На пирсе этих богоподобных пассажиров ждали друзья, объятия, поцелуи и букеты цветов. Мальчишки-рассыльные не успевали подносить пассажирам лайнера телеграммы. А неподалеку толпились стайки слуг — правда, не в ливреях, но все равно горничную или няньку можно было опознать без труда. Только шоферы были в куртках и начищенных кожаных крагах, а иные даже несли свернутые автомобильные пледы, как знак принадлежности к профессии. У ворот причала выстроилась вереница лимузинов — мы миновали их, когда входили. Я в то время знал все автомобили назубок и помню, что там стояли «изотта-фраскини», «пирс-арроу», машины фирмы «Статц» с откидным верхом, ну и прочие шикарные марки.

Более тяжелый багаж подавали из люка по роликовой дорожке, и в конце ее потные грузчики в спецовках принимали багаж на руки. По большей части это были сундуки и кофры с именами или инициалами владельцев и с названиями их родных городов: Нью-Йорк, Вена, Константинополь, Лондон…

И лишь когда все пассажиры первого класса, кроме случайно отставших, выгрузились и проследовали на таможню, были поданы другие трапы для второго, третьего и четвертого классов. Вниз потек самый разный люд, но он был мне просто неинтересен, да и одеты эти пассажиры были самым обычным образом — как прохожие, которых видишь на улицах. И никто из них не разговаривал, словно не имел на это права. Несколько смельчаков помахали встречающим, но окликнуть их не посмели. Мне все они казались на одно лицо, серыми и скучными. Эти люди — я, право, верю в то, что говорю, — знали свое место в обществе и не имели ни к кому никаких претензий. Маленький сноб, каким я был в ту пору, — надеюсь, я им не остался, — не испытывал к этой толпе интереса.

И все же уходить я не спешил. Да просто не мог. И мой отец проявил снисходительность. Я двинулся вдоль борта — побрел, если выражаться точнее, время от времени задирал голову и смотрел на черную обшивку, склепанную в исполинское плавающее чудо. Народу в этой части пристани попадалось все меньше и меньше, а когда я дошел до носа, вокруг не было совсем никого. Правда, наверху, у палубных перил, я заметил двух-трех корабельных офицеров в фуражках — они смотрели на меня и на город. Мне хотелось помахать им, только я не посмел, опасаясь, что они не ответят.

В конце концов я очутился у самого носа, у вертикальной линии, острой как нож, — по-другому тогда корабли не строили. Высоко надо мной, рядом с верхним краем корпуса, виднелось выведенное большими прописными буквами название нового великого лайнера. До букв было очень далеко — я закинул голову так, что чуть шею себе не свернул. Но буквы были видны ясно и читались без труда. Они и сегодня стоят у меня перед глазами, семь больших белых букв, различимых абсолютно четко, и вам, конечно, известно, какие это были буквы. Потому-то вы и пожаловали ко мне…"

«Да, естественно… и все же произнесите имя корабля вслух».

«Буквы на черном корпусе высоко-высоко над моей головой складывались в название „Титаник“, что я и повторял без устали всем на свете в течение многих лет. Вот и вся история. Спрашивайте что хотите, я разрешаю, только вряд ли вы зададите вопрос, которого мне еще никогда не задавали…»

«А нельзя предположить, что это был исключительно яркий сон? Один из тех, что врезаются в память как реальное воспоминание?»

«Сон? Мог ли это быть сон? Разумеется, вопрос естественный. А ответ таков: да, конечно, периодически вы, как и любой другой, видите удивительно живые и как бы реальные сны. Вполне обычное дело. И сон запечатлевается в вашей памяти во всех подробностях. Может быть, даже навсегда».

«Вот именно».

«Но ведь что характерно. Вы-то тем не менее знаете, что это был сон. Перепутать сон с реальностью никому еще не удавалось. То, что я рассказал вам, случилось на самом деле».

«И вам в то же время известно, что „Титаник“ так и не пришел в порт назначения?»