«Творец» не проронив ни звука упёрся взглядом в Шелда и тому сразу же стало не по себе. В голове хаотично заметались мысли, одна другой тревожнее и неприятнее. Немалых усилий стоило Шелду, чтобы совладать с этой напастью и отрешиться от столь внезапно нахлынувшего на него отвлекающего потока. Незнакомец всё также храня молчание, продолжил смотреть на Шелда спокойным, бесстрастным взглядом, никак не выражая ни своего отношения, ни своих намерений. И внезапно внутри Шелда начало закипать раздражение на этого «непонятно как его определить». И снова ему стоило изрядных усилий, чтобы не дать эмоциям затопить разум.
— Приветствую, Творец! — проговорил Шелд, у которого от этих игр в гляделки нестерпимо зачесался язык, чтобы наконец прояснить, чего от этого перца можно ожидать, — Или ты предпочитаешь, чтобы тебя называли как-то иначе? Уж извини, что я так внезапно нагрянул, но записаться на приём как-то не получалось.
Губы незнакомца тронула лёгкая, понимающая улыбка, будто он видел своего гостя насквозь и сейчас услышал ровно то, что и ожидал. Однако прозвучавшие следом слова не имели ничего общего с заданным вопросом и были весьма далеки от дружелюбных:
— Ты здесь потому, что посмел покуситься на то, на что не имеешь никаких прав. У тебя есть только одна попытка, чтобы оправдаться. Можешь приступать.
— И в чем же ты меня обвиняешь? — поинтересовался Шелд, который лишь чудом не сопроводил свой вопрос парочкой не слишком литературных пассаже в адрес хозяина этого места. В этом странном месте его колбасило, как подростка и потому его странный собеседник вызывал у него просто бурю раздражения. — В том, что я попытался унять фанатиков, которые расплодились с попустительства твоих жрецов и твоего собственного? Или в том, что созданная тобой религия никак не препятствует всем тем зверствам и мерзостям, что творятся, в том числе, твоим именем?
— Вот как ты заговорил? — глубокий, бархатный бас Творца звучал громко и ясно, очень сильно контрастируя со смыслом того, что он говорил, — Похоже, придётся доносить до тебе истину тем же способом, каким котёнку объясняют, где можно гадить, а где нет. А то гордо творишь дурь несусветную, пророка из себя корчишь, а сам как пребывал в омрачении, так и продолжаешь в нём пребывать. Или посмеешь возражать?
— Мне надо было бросить на самотёк и друзей, и Нисари с его сподвижниками-садистами и засесть за медитацию лет на «…надцать»?! — зло огрызнулся Шелд. Огрызнулся и понял, что «Творец» тоже понял, что он и сам понял, какую чушь сморозил.
— Похоже, ты умудрился забыть всё, что тебе говорил Учитель, отправляя на перерождение в этот мир, — всё тем же бесстрастным голосом проговорил через некоторое время «Творец», — Насколько далеко по Алмазному пути ты продвинулся за тот срок, что был отмерен тебе здесь? Попробую угадать: ты в очередной раз не сделал даже нёндро[152]
? А ты к нему хотя бы приступил? Четыре недели двадцать лет назад, когда магии лишился, попрактиковался и снова взялся за старое? Все те практики, что ты давал в своём Ордене, не несут никакой просветлённой искры. Потому как её в тебе самом сейчас не отыскать даже под микроскопом! Ты критикуешь созданную мной почти пять тысяч лет назад религию, а сколько просуществует твоё учение без тебя самого? Или ты считаешь, что будешь жить вечно? Надеешься на свою систему управления перерождениями? А тебе не кажется, что единственный способ вернуть тебя на пути бодхисаттвы — выдернуть из этого мира прямо сейчас?Рислент вздрогнул, услышав эти страшные слова, прозвучавшие для него смертным приговором. Да, он действительно всё время полагал, будто в запасе у него достаточно времени на практику, что можно будет заняться ею «сразу, как только разгребёт текучку». И сейчас его «с деликатностью слонопотама» потыкали носом в тот принеприятнейщий факт, что текучка не разгребается уже пятнадцатую жизнь. А он — смертен. И смерть, как обычно, подкралась совершенно неожиданно. Если сейчас пришёл его последний час в этом воплощении, то придётся признать, что он к такому концу оказался совершенно не готов. Все начинания — не закончены, сам — ни чуть не более просветлённый, чем обычно. И, главное, нет никакой возможности помешать этому сверхмогущественному существу сделать то, что он сочтёт правильным.
— Хорошо, не буду даже пытаться возражать, — проговорил он, после довольно долгого раздумия, — Но незаконченные мной дела разруливать придётся тебе. И уж потрудись сделать это лучше, чем сделал бы я.
— И ты не хочешь попросить меня ни о чем ином, кроме этого?
— Даже об этом не прошу. Всего лишь констатирую очевидное. Устраняешь меня, значит дальше сам несёшь всю ответственность за происходящее. А просить о чем бы то ни было не буду.
— Гордый такой? Или думаешь, что просить бесполезно?
— Не важно. Делай, что собрался.
— У тебя ещё есть время. Не хочешь использовать его для осознания и осмысления прожитой жизни?
Не удостоив «Творца» ответом, Шелд опустился на пол, и, скинув обувь, скрестил ноги в медитативной позе.