Между адом и раем

Куранты церковной башенки пробили полночь, когда Адлер вошла в ванную комнату. Прежде чем залезть в воду, она посмотрела на себя в зеркало. Не скрывала, что годы ее изменили. Она была уже давно не школьница, даже и не студентка. Она придвинулась к стеклянному предмету с отполированной поверхностью ближе, еще ближе. Нет, еще раз нет. Вере, Вере Ивановне Дубасовой еще двадцать, ну пусть тридцать лет… При этой мысли нагая улыбнулась и осторожно опустилась в продолговатый сосуд. Теплая жидкость, наверху которой была пузырчатая масса светло-зеленого цвета, тут же приняла хрупкую женщину в свои объятия. В этих объятиях она хотела быть целую вечность. Все то, что сейчас шатенка делала, ей очень нравилось. Она медленно погружалась в воду и как можно дольше задерживала свое дыхание. Затем она вновь всплывала и набирала в легкие очередную порцию воздуха. Подобное она делала много раз, почти до изнеможения. Выкинув голову из воды, она приходила к одному и тому же выводу. Нет, еще раз нет и еще тысячу раз нет, она не хотела задохнуться от нехватки кислорода. Она всегда хотела жить, особенно сегодня, особенно сейчас. При этом мысли она вздохнула, привстала из ванны и включила душ…

Иван Сорокин проснулся ранним утром. Неспеша опустив ноги на пол, он осторожно накрыл одеялом нагую женщину, спавшую в его постели. Затем он вышел на балкон. Было тепло. Город еще спал, спал мертвой тишиной. Вокруг ни звука, словно и не было на небольшом клочке земли шестьсот тысяч живущих с их повседневными проблемами. Мужчина присел на кресло-качалку и посмотрел на небо. Пространство над землей в форме свода было полно звезд. Затем он улыбнулся. Короткий миг, который он провел этой ночью с женщиной, равнялся десятилетиям. До этого в его объятиях побывало много женщин. И никто из них по-настоящему не оставил следа в его душе и сердце. Мелькали только их имена, которые он уже забыл. Кое-кто из представительниц слабого пола улетучивался почти мгновенно, как небольшие тучки на небе, разогнанные мощным шквалом ветра. Сорокин и сам не понимал, почему у него в жизни так происходило. Он никогда не был эгоистом, не был и ловеласом.

Скорее всего, причиной этому была его обособленность от живущих на этой земле. Чем больше он отделялся от людей, тем больше чувствовал себя счастливым. Одиночество его не пугало. Он всегда был наедине только со своими мыслями, которые во многом отличались от его коллег, с кем он учился или работал. Его мышление отличалось также и от тех, кто его учил или наставлял. Не были исключением в этом плане и женщины, даже красивые или умные. С некоторыми из них он дружил. Дружба была очень короткой. Затем наступал кризис, кризис затяжной, с нервами и прочим. Он первым разрубал гордиев узел. Он уходил, несмотря на слезы и мольбы…

Он тяжело вздохнул. Он не сомневался, что он вскоре расстанется и с Верой Адлер, которая безмятежно спала в его огромной постели. Бобыль пользовался одной частью кровати, вторая часть была нетронутой. Он только три раза стелил полную постель. Первой у него в гостях была Сабина Стеблер, секретарша технического института. Молодая женщина поразила мужчину, ищущего работу, своей броской красотой. И не только этим. Жительница бывшей ГДР неплохо знала русский язык. Второй женщиной, переступившей порог его квартиры, была коренная немка Кример. Русский язык она вообще не знала, как и не имела никакого понятия о России. Николь впервые в жизни кушала сибирские пельмени, впервые пила русскую водку. В постели она оказалась случайно. Она сильно повздорила с мужем, решила ему отомстить…

Откровенный разговор между жителями бывшего Союза состоялся через месяц. Женщина была ошарашена, когда из уст ее любимого мужчины раздалось:

─ Вера, извини меня, пожалуйста… Мы не можем жить вместе, хотя у нас с тобою очень-очень много общего… ─ Вмиг появившиеся слезы в глазах шатенки, которая все эти дни жила и дышала единственным человеком, не поколебали решение бывшего вузовского преподавателя философии. Он слегка стиснул зубы, продолжил. ─ Вера, пойми меня правильно… Я человек особый, человек принципов…

Адлер прикусила губу и уставилась на того, кто в прямом смысле ее убивал. «Палач» вновь произнес:

─ Вера, я тебе не дам счастье… А это уже трагедия для нас… Мое призвание ─ мои мысли…

Сорокин несколько приободрился и подошел к книжной полке. Показав рукой на книги, он повернулся лицом к остолбеневшей женщине и спокойно сказал:

─ Мое призвание управлять мозгами людей, вносить в их головы идеи. Они помогут им встать на праведный путь…

Адлер не стала больше слушать, как ей сейчас казалось, бред умнейшего человека. Она рванулась к двери. Сорокин не стал ей препятствовать, не говоря уже о том, чтобы просить у нее прощения. Он стоял неподвижно, без всяких эмоций, словно сфинкс-исполин, которому в мире не было равных ни только по уму, но и по силе…