Между Амуром и Невой

Первым появился Павел Прокудин, наш теперешний министр внутренних дел. В нём сильна тяга к порядку и самоорганизованности, причем именно с приставкой «само». Павел образованный человек, он закончил химический факультет Московского университета; его мать — урожденная княжна Голицына. И он одновременно со мной задумался о порядке в городе. При том, что лично его никто и пальцем не тронул — таких дураков не находилось даже здесь. У него кулак с мою голову!

Когда мы с ним познакомились и выяснили, что думаем об одном и том же, начали искать ещё союзников. Вскоре появился Ван, пожилой, опытный хунхуз, большой авторитет в военном деле. Он рассудил, что пора бы ему намыть свой таз золотишка да и удалиться на покой; а тут такие безобразия… Ван не любит, когда кто-то мешает его планам, и стирает таких людей в порошок, а это единственное, что он умеет делать. Под его руководством мы отбили три нападения бывших его приятелей и одно — правительственных войск.

Когда нас стало трое, можно было начинать действовать. Все торговцы сразу оказались за нас, понятно, почему; а поскольку им должен почти каждый старатель, их поддержка оказалась очень действенной. Кроме того, мы выступили на волне всеобщей тяги к порядку. Только что убили повара одной из русских каторжных артелей. Обычное убийство не наделало бы столько шуму, но тут был особый случай: человека зверски четвертовали! Средь бела дня, просто так… И народ дозрел. В одно из воскресений я собрал трезвую часть населения и сказал речь (а говорить я умею). Хватит убивать друг друга, звучало в ней; мы прибыли сюда за богатством и хорошей жизнью, а не за пулей. У нас полно земли и полно времени — нужны только правильные порядки. Я предложил простые и справедливые законы: за убийство, ранение, грабеж — смерть. За жульничество в карты — смерть. И за кражу, даже самую незначительную — тоже смерть. Других наказаний у нас почти нет, по крайней мере, связанных с заключением в тюрьму. Мы отнимаем жизнь, но не свободу! В Желтуге много бывших арестантов, и это правило им особенно нравится.

Далее, я предложил создать единый фонд земельных участков и распределять их с помощью жребия. Это тоже пришлось нашим людям сильно по душе, поскольку все мы здесь игроки, а игороки на фортуну не обижаются.

И третье, я предложил провозгласить независимую республику Желтугу, принять всеобщим голосованием перечисленные выше законы, и выбрать власть, отвечающую за их соблюдение.

К тому времени всем уже было ясно, что золото без гарантий безопасности убивает хозяина, а не делает его счастливым. И люди согласились со мной. Первыми выступили «за» самые удачливые старатели — чилийцы; присоединились охотно немцы и англичане. Против голосовали, естественно, пьяницы-ирландцы, австралийские каторжники, негры и, почему-то, вздорные французы. Но торговое лобби взяло верх и я стал президентом, а Прокудин министром внутренних дел и, по совместительству, палачом. На следующий день после провозглашения новых законов ему пришлось казнить первого нарушителя, как раз ирландца. Старатели поняли, что всё теперь всерьез. Кроме того, мы втроем с Ваном перестреляли австралийцев; их банда из шести беглых каторжников не подчинялась никому и была самой опасной. И, наконец, собрав добровольцев, мы в одну ночь схватили и выгнали из города сразу тридцать негодяев. Это был самый сброд — убийцы, привыкшие к крови и не желающие никакого над собой контроля. На этом репрессии практически закончились. Так, повесили двух совершенно неуправляемых мексиканцев, ещё из банды Хоакина Мурьеты. После них Павел только пять или шесть раз кулаком исполнил самые зловещие свои обязанности — в случаях с опасными одиночками — и в республике сделалось спокойно…