Между Ангелом и Бесом

Слажу с диванчика и выхожу из купе, пытаюсь найти его. Стараюсь двигаться бесшумно, просто иду по вагону, прислушиваясь и пытаясь найти брата. В самом конце в дальнем купе говорит свет, по голосам различаю Макса и Кира. Они очень тихо о чем-то разговаривают.

— Она не должна знать… Ее это шокирует. — фраза брата настораживает и я тихонечко замираю, прислушиваясь к разговору мужчин. — Я обещал Луке, что сделаю все, чтобы она жила нормальной жизнью. Кино, мороженое, танцы… никакого этого дерьма…

— Думаешь, так получится? Они всю жизнь будут ее преследовать. Не Хозяин, так кто-то другой. Она его дочь, понимаешь? Она самый лакомый кусочек для всех этих отморозков. Алена должна знать, чтобы она могла защитить себя. Блин, Бес, она имеет право знать правду! Она уже не маленькая!

— Нет. — отрезает брат. Даже не видя его лица, представляю отчетливо, как искорки разгораются в его глазах, а желваки вздуваются сильнее. Упрямец. — я дал слово… Пусть лучше меня считает во всем виноватым.

— Думаешь, им удалось выжить? — от вопроса Кира у меня внутри все холодеет, становится страшно услышать, что на самом деле думает брат. Он ничего не отвечает на мои вопросы, может, ответит Киру? — Ты был там, даже камни сгорели. Ничего не осталось.

Съезжаю на пол, прикрывая рот рукой, чтобы не выдать себя, хотя ноги меня уже не удерживают.

— Не хочу верить в то, что они мертвы. И это же Лука, он не мог так глупо умереть в собственном доме. Сколько раз его пытались убить? Сколько раз стреляли в самое сердце? И тут взяли и взорвали? Не верю. Он Дьявол… бессмертный. Не сгорит в огне. В доме стояли тепловизоры и самоотводы. Должно было сработать предупреждение. А сколько охраны всегда было вокруг дома? Да все ближайшие дома были наши!

Прикусываю зубами ладонь, испытывая шок.

Папу и раньше пытались убить? В него стреляли? Охрана? Охрана? Дома? О чем он говорит?

Горячие слезы начинают течь по холодным щекам, принося мне практически физическую боль. Они обжигали и раскалывали голову. Маленькие крупицы информации рождали новые вопросы, на которые я так хотела получить ответы. И судя по всему, они не будут радостными.

— У Хозяина хорошие возможности. Ты сам понимаешь, сколько он под себя подмял. Ему сейчас подчиняются практически все. После смерти или исчезновения, если тебе так нравится больше, даже все союзники переметнулись к нему. А нам даже не удалось узнать — кто он.

— Очередной ублюдок, которого нужно убить.

Слышу шуршание, заставляю себя встать, нужно идти в купе, чтобы не попасться. Переставляю ватные ноги, возвращая себя под одеяло в купе. Меня начало тошнить и немного качать из стороны в сторону.

— Алена? — голос брата парализует, и я буквально проглатываю язык. Не оборачиваюсь и продолжаю просто идти дальше. Тогда голос Макса, начинает грохотать: Алё-на!

— Да? — оборачиваюсь с максимально невинным выражением лица. Хотя разве его это обманет?

— Тебя разве не учили, что подслушивать нехорошо? — Макс щурится и скрещивает руки. Поза у него очень воинственная.

— Ты о чем? — хлопаю глазами часто-часто, строя из себя дурочку. — Я запуталась, где тут туалет. В этом конце или в том. Да и за Каина переживаю…

— Со мной это не прокатит, Аленёнок. — грозно говорит он и начинает двигаться в мою сторону. Вот опять, от детского прозвища у меня начинает покалывать кожа. Мне ничего не остается, как ломануться в купе, чтобы скрыться от него. Брат очень быстро меня догоняет. Я с силой пытаюсь закрыть дверь, захлопнуть ее перед его носом. Но он с легкостью одной рукой распахивает и оказывается внутри.

Он пьян. Зол. И хочет надрать мне задницу. Смотрит как на бифштекс после трёх дней голодания. До мурашек пробирает его взгляд.

— Нельзя подслушивать о чем говорят взрослые.

Слова «я не маленькая» застревают в горле при виде боли в горящих глаза Макса.

***

— Мне всего лишь нужна правда, Макс. — пытаюсь оправдаться перед ним, понимая, что сейчас я для него самая настоящая заноза в заднице, которая мешает ему разобраться со всем этим. — Ты сказал, что папу много раз пытались убить, почему?

— Какая же ты упрямая. — цедит он и подхватывая меня под мышки как пушинку, отрывая от пола и усаживая на диванчик. В его грубых руках столько и силы и дури, сожмёт чуть сильнее и сломает мне что-нибудь. — Что мне с тобой делать?

— Сказать правду? — напоминаю себе сломанную пластинку, на которой осталась только одна фраза. Брат горько усмехается и садится рядом. Чтобы его успокоить, я нежно касаюсь его руки, обвиваю пальцами и поглаживаю. Мне нравится чувствовать его тёплое тело, наполненное дикостью и мужественностью, так я чувствую себя в безопасности. — Мне тоже больно, и от того, что я не понимаю того, что происходит — мне еще больнее. И страшно. Я понимаю, что ты хочешь защитить меня от страшной правды, но так получается только хуже.