— Мониша, оставь нас, пожалуйста. Нам с Максом нужно поговорить. — леденящий душу тон не обещает ничего хорошего. Воспитательной беседе быть. Медленно встаю, покидая мужчин и передавая предупреждающий сигнал Дьяволу, чтобы он был помягче. Выхожу и закрываю дверь за собой, потирая виски.
Чувство облегчения пьянит. Все эти дни я не могла спокойно спать из-за мыслей об Алёне. Кошмары изматывали меня и не давали расслабиться ни на секунду. Уверенность Луки в том, что Макс сможет все решить самостоятельно придавали сил, но не избавляли от страхов.
Я ждал, когда он задаст вслух то, что спросил взглядом еще при первых секундах. Лука, Чертов шахматист, всегда знающий, что сделает и почувствует каждая фигура на его шахматной доске. Его трудно переиграть.
Когда Алиса выходя из комнаты, многозначительно посмотрев на своего мужа, я не смог сдержать улыбки. В этом вся Алиса — Валериана для самого Дьявола. Заземлитель его стихий. Смотреть на неё с короткими волосами было больно. И не потому что ей было плохо без ее густых локонов, а потому что ей было нанесено сильное ранение. Практически смертельное. Высшие силы сберегли ее вопреки законам природы.
— Не говори мне, что никогда этого не знал. — начинаю первым, испытывая тяжесть от своей вины. Это никогда не изменится, мне всегда будет стыдно за свои запретные чувства.
— Я это всегда знал, и как ты понимаешь, тщательно старался сделать так, чтобы этого НИКОГДА не случилось. — подхожу к окну. Стискиваю кулаки, пытаясь побороть вырывающиеся изнутри эмоции.
— Ты конечно же не имеешь ничего против именно меня, но вместе со мной она априори втянется в то от чего ты оберегал всю ее жизнь. — усмехаюсь горькой правде. Лука прав. Алёну растили в искусственно созданном мире, тщательно оберегая и стараясь не втягивать в криминальный мир. Все его силы были потрачены на это. Связь со мной перечеркивает все усилия на протяжении восемнадцати лет. Она не сможет жить обычной жизнью.
— Видишь, ты сам все понимаешь. — Лука давит на меня властным голосом, своим присутствием, авторитетом. Каждым словом пытается прогнуть. — Мы вернёмся в Москву, отдадим Алёну в университет. Наверное, в ГИТИС. Пусть танцует, ей это нравится, она отвлечется от всей этой суеты. Её нужно доставать из этого болота и возвращать в привычное ей русло. Будет жить отдельно под тщательным надзором. Я расскажу ей правду, она будет осторожнее и благоразумнее. Она молода и горяча, но не глупа.
— Хорошо придумано. — цежу я с горящим от боли сердцем. Конечно, он прав по всем пунктам. Кто пожелает любимому человеку жить всю жизнь на бочке с порохом. Было бы правильнее все оставить, как есть. Я с Селеной, Алёна подальше от меня. — Только за ней будут охотиться в первую очередь, потому что она твоя дочь. Какой у тебя был план на всю жизнь?
— Она должна была влюбиться и найти достойного мужчину, с которым захочет семью. У них должны были появиться дети и они тогда бы осели в безопасном месте и никому не светили глаза. Дочь Луки Гроссерия, официально бы погибла во время покушения на неё. Никогда бы никогда не догадался, что она все ещё жива.
— А как бы ты с ней встречался?
— Мне было бы больно, но почти не виделся бы. Так бы я окончательно разорвал нашу связь, освобождая ее от креста ношения фамилии Гроссерия.
— И сейчас ты хочешь придумать новый вариант, как девушка из ГИТИСа и твоя дочь станут совершенно разными людьми? — сжимая руками подоконник, пытаясь перенаправить свою энергию в это русло. — Нет, Лука, придётся придумывать другой способ, потому что слишком поздно. На этот раз я не смогу от неё отказаться.
У меня все валилось из рук. Все мои мысли были за пределами этого дома и коттеджного посёлка. В мою голову словно засели пчелиный рой. Невозможно было ни на чем сосредоточиться.
Весь день я подходила к зеркалу и рассматривала себя, пытаясь понять — изменилась ли я. Может быть выгляжу по другому после сегодняшней ночи. Говорят влюблённые люди светятся. Вчера не было ничего особенного, мы просто спали рядом по обе стороны от подушки, но я как будто стала ЕГО. Окончательно. И это внутри переворачивало все моё сознание.
Не знаю, что я искала в зеркале — клеймо на лбу, но мне казалось, что что-то внутри меня изменилось и оно обязательно должно было там быть.
Помимо, постоянного девичьего возбуждения, меня терзали мысли о родителях. Где сейчас Макс, ему удалось что-нибудь узнать?
— Я принёс тебе примирительного чаю. — виноватый Каин зашёл осторожно в комнату, поджимая губы. — Не дуйся, я не хотел чтобы все закончилось именно так, но я очень боялся, что ты наделаешь глупостей.
— Ладно, я не в обиде. Все получилось неплохо. — принимаю чай, делаю глоток и выдыхаю. — Ты, как бы, непроизвольно решил мою проблему.
— Я слышал о Селене. — многозначительно сказал Каин, поднимая брови. — Она собрала вещи и перебралась подальше отсюда. Говорят, вчера была очень расстроена.