Между ангелом и ведьмой. Генрих VIII и шесть его жен

Но лишь на обратном пути, чувствуя, как закатное солнце греет мне спину, я до конца разобрался во всех сложностях своего положения.

Мой союз с Екатериной, по сути, не был законным. Нас никогда не связывали священные обеты. Я не мог жениться на ней; такой брак запрещен Богом.

Следовательно, я оставался холостяком.

* * *

Мы проводили благочестивого епископа Тарба во Францию, настоятельно советуя ему обсудить поднятые вопросы с тамошними теологами. Искренность моя была притворной. Я уже не тот Генрих, погрязший в простодушном невежестве, каким был до встречи с похожим на жабу де Граммоном. Охваченный страшным волнением, я не мог, однако, поделиться своими тревогами ни с кем, даже с Уолси. И уж тем паче с Екатериной! Я должен избегать не только разговоров с ней, но и супружеского ложа. Нельзя продолжать нарушать божественные заповеди. И тогда меня начали мучить воспоминания об Анне. Я страстно хотел увидеться с ней, овладеть ею, завоевать ее. Ведь у меня нет жены, я холостяк. Теперь мне все представлялось в другом свете, и я вновь почувствовал себя юношей.

Но это одержимость! Безумие! Как прекратить эту пытку, что терзала мою душу и сердце?

Уилл:

Генрих действительно вел себя как сумасшедший. Бурная радость то и дело сменялась вялой рассеянностью. Много времени он тратил на составление списков цитат и консультации с теологами. Он напускал на себя умный вид, а порой сотрясал воздух победными кличами. Король не слушал моих шуточек, но любил бывать со мной. И упорно прятался от Екатерины.

Обычно он сжигал свои записи, но как-то раз проявил небрежность, забыв листок на письменном столе.

И тогда я все понял: он страдал любовным недугом, который заставляет нормальных людей выглядеть нелепо, а королей походить на идиотов. Но время обычно излечивает такую болезнь.

Генрих VIII:

Да, я желал встретиться с ней. Анна должна быть моей! Она завладела всем моим существом. Ее колдовские чары действовали сильнее имевшихся у меня противоядий.

Мне захотелось объясниться ей в письме. Однажды бессонной ночью я почти до рассвета сочинял это послание. После пробуждения я переписал его начисто, но остался недоволен: оно не передавало моих истинных чувств. (Странно, как изменяются облеченные в слова мысли!) Мне пришлось начать все заново. Но какой стиль лучше выбрать, чтобы потрясти ее, какие найти слова? Замешательство делало мои усилия бесплодными.

Обычно я очень серьезно отношусь к своим письмам, подолгу обдумываю их, потом записываю, исправляю, уничтожаю неудовлетворительные результаты. Но однажды я вернулся в свой кабинет после поздней трапезы, где выпил слишком много вина и слегка опьянел. Сразу усевшись за письменный стол, я бездумно написал следующее:

Моя госпожа и повелительница моего сердца!

Я принадлежу Вам душой и телом. Поверьте, боль разлуки для меня достигла невыносимой остроты, и, будучи неуверенным в удаче, не зная, найдется ли в Вашем сердце место для искренней ко мне привязанности, я удерживаюсь пока от обращения к Вам как к моей возлюбленной.

Но если Вам будет угодно взять на себя обязанности королевской фаворитки и отдаться мне душой и телом, дозволив (если Ваша суровость смилостивится над моими страданиями) остаться Вашим преданным слугой, то я обещаю, что не только по праву назову, но и сделаю Вас моей единственной возлюбленной, отбросив все прочие сердечные привязанности, и буду с рыцарской преданностью служить Вам одной.

Если Вы не соизволите ответить письменно, то известите меня иным образом о том, где мы могли бы увидеться и побеседовать, ибо я всем сердцем жду нашей встречи. На этом заканчиваю сие послание, не смея более утомлять Вас.

Написано рукой того, кто охотно стал бы Вашим.

К. Г.

Искренне описав свои чувства, я испытал огромное облегчение, покончив с былыми терзаниями и изощренными недомолвками. С удивительной порывистостью, даже не перечитав, я запечатал письмо, вызвал сонного курьера и немедленно отправил его в путь. А потом упал на кровать и забылся тяжелым сном.

* * *