Между ангелом и ведьмой. Генрих VIII и шесть его жен

Судя по сообщениям, король Людовик XII осадил в Болонье Папу Юлия, посягая на его жизнь и призывая кардиналов раскольнического собора в Пизе выйти из-под власти Его Святейшества. Фердинанд Испанский и император Священной Римской империи Максимилиан обратились к нему с официальным требованием отказаться от претензий, дабы не навлечь на себя Господней кары. Они присоединились к Священной лиге, а кто же может оспаривать ее власть? И не должна ли Англия, как христианское королевство, по велению высших сил примкнуть к ним?

Для осуществления моего желания не осталось препятствий: я хотел войны и имел для этого серьезные основания. Ничто не мешало такой перспективе: приглашение вступить в лигу давало нам полное право немедленно отправиться в поход против французов. Не могли меня остановить и денежные затруднения: в королевской казне было достаточно средств, и я не собирался лишний раз обременять парламент.

— Но, ваша милость, — сказал Уолси, видимо прознавший о моих планах еще до того, как я озвучил их, — возможно, лучше все же обратиться в парламент и сберечь ваши деньги. Поначалу люди с легкостью подарят вам все, что угодно. Да и в дальнейшем делать это будет несложно.

— К чему такая скупость? — возразил я. — Так обычно поступал мой отец, но стоит ли уподобляться ему?

— Ваш отец мудро решал финансовые дела. Он никогда не тратил собственные средства, если была возможность воспользоваться чужими. Великолепная житейская максима.

— Старческая максима! Она не годится для настоящего рыцаря!

Смешно даже подумать о том, чтобы пойти в парламент с шапкой в руке и выпрашивать деньги или особое разрешение, будто ребенок… Нет, никогда!

— Надеюсь, что, пока я жив, мне не придется обращаться в парламент, — вдруг высказал я вслух свои мысли. — Да, в мои намерения не входит принимать от него помощь при столь богатом наследстве… Я в ней не нуждаюсь!

— Тогда нужно изыскивать другие источники дохода, ваша милость, — заметил Уолси. — Ибо я молю Господа послать вам долгие годы царствования, а вашей казны наверняка не хватит до шестидесяти лет! Нет, лучше опустошать чужие кошельки. Послушайте моего совета — вам прямая дорога в парламент.

* * *

Мой сын Генри появился на свет в первый день нового, 1511 года. Он родился крепким и здоровым, и его первый крик вовсе не походил на то жалобное мяуканье, которое обычно издают новорожденные, он орал громко и требовательно. Он пришел в этот мир как Геракл.

— Тяжелый, ваша милость, — предупредил меня врач Линакр, передавая мне младенца. — На редкость крепкий малыш. Должно быть, он состоит из одних мышц.

Точно, сверток оказался весомым и твердым. Я сразу ощутил силу этого ребенка, который извивался в пеленках.

— Хвала Господу! — воскликнул я, с гордостью поднимая сына. — Отныне наше будущее обеспечено!

Я держал на руках моего наследника.

Екатерину уже вымыли и уложили в чистую постель. Широким шагом я вошел в ее покои, едва удерживая себя, чтобы не закричать от счастья.

— Возлюбленная жена моя! — воскликнул я. — Вы дали Англии все, чего она ждала и желала от вас!

Такова правда. Лицо моей супруги озарилось счастливой материнской улыбкой, по плечам рассыпались янтарно-золотистые волосы — она походила на Мадонну, обожаемую мной Мадонну. Я опустился на колени и поцеловал ее руку.

— Благодарю вас, — пылко произнес я, — за тот драгоценнейший дар, что вы преподнесли мне и всей нашей стране.

— И себе тоже, — добавила она.

Мне очень захотелось поднять ее с кровати и закружиться с ней в ликующем танце прямо в опочивальне.

— Его нужно назвать Генрихом, — заявила Екатерина. — Он такой же большой и сильный, как вы.

А мне хотелось дать первенцу имя в честь младшего брата моей матери Эдуарда.

— Генрих, — решительно повторила королева. — Он должен стать Генрихом.

— Если для вас это важно, то пусть так и будет.

В конце концов, она ведь не предложила назвать ребенка Альфонсом, Филиппом или другим иноземным именем, принятым в Испании.

— Как только вы окрепнете, мы устроим общенародные праздники с турнирами и пиршествами, наполним вином городские фонтаны… чтобы ликовал весь народ Англии. И откроем вход во дворцовые владения для подданных, — поддавшись внезапному порыву, прибавил я. — Ведь он не только наш сын, но и их принц!

Королевские лекари и фрейлины королевы в смущении взирали на меня, и даже Екатерина неодобрительно покачала головой.

— Но здесь же не Испания, моя милая! Мы — в Англии, где король должен выходить к своему народу и принимать его у себя, — решительно заключил я.

— Вам нравится заигрывать с ним, — полушутя, полусерьезно заметила она.

Уже тогда меня заинтересовало, в каком смысле она употребила слово «заигрывать». Но я не стал докапываться до истины.

— Через шесть недель, — пообещал я. — Сразу после крещения.

К тому времени принц Генри так вырос, что ему стала мала старательно вышитая Екатериной крестильная рубашка. Она предназначалась для обычного ребенка, а не для нашего круглолицего богатыря, и ее спешно расставили в боках и удлинили рукава.

* * *