Между ангелом и ведьмой. Генрих VIII и шесть его жен

Да, я прибыл туда, исполнив свое желание. Конечно, у нас возникали разные проволочки и препятствия, которые расхолодили бы менее решительных людей. Но я преодолел все препоны. Меня не остановили трудности сборов, закупки снаряжения и транспортировки сорока тысяч солдат, самого большого войска англичан, когда-либо высаживавшегося в Европе. Я сломил сопротивление «осторожных» проповедников, которые предостерегали меня: «Вам нельзя рисковать собой, Англия не может потерять короля, особенно сейчас, когда нет…»

Нет наследника. Несмотря на то что шотландцы дышали нам в спину, я победил собственные страхи, все-таки назначив на время моего похода королевой-регентшей вновь беременную (хвала Господу!) Екатерину.

Я справился и с предубеждением по поводу казни предателя Эдмунда де ла Поля. Небезопасно было оставлять его живым в Англии, где заговорщики только и ждали удобного момента, чтобы освободить его и провозгласить королем. Поэтому ему пришлось закончить жизнь на эшафоте до нашего отплытия.

Уилл:

Замечу, что Генрих не стал задерживаться на данном факте и лишь коротко упомянул о нем как о деле мелкой важности. А люди называли это «весенней чисткой Тауэра».

Генрих VIII:

Мне не помешали робость и отсутствие четких планов моих «преданных союзников». Фердинанд еще не встречался со мной, а император Максимилиан прибыл один, без армии, заявив, что готов лично исполнить воинский долг под моим командованием во время осады Турне.

Этот человек с рыжеватой шевелюрой и сильно выдающимся вперед подбородком производил странное впечатление. Он казался столь приветливым и предупредительным, что никто не усомнился бы в искренности его мыслей или побуждений. Однако римский любезник умудрялся управлять Нидерландами, Германией, Австрией и отдельными княжествами, разбросанными по всей Европе от Италии до Франции! Целый день он упорно таскался за мной, пока я проверял пушки и их позиции, помогал заряжать бомбарды и стрелять из них (благодаря стараниям Его Святейшества нам поставили из Италии отличную серу, и порох великолепно взрывался), а вечером мы с ним отужинали в моем разборном деревянном доме (а он мог похвастать всеми удобствами дворцовых покоев, включая широкую кровать). Я позволил Максимилиану облегчиться на моем личном стульчаке в пристроенном к дому клозете. После ужина на массивном столе — он формально считался обеденным — мы разложили карты и принялись рассматривать их в мерцающем пламени свечей, обсуждая стратегию.

— Турне будет отлично смотреться, если разрушить его до основания, как Теруан, — с довольным видом заявил Максимилиан. — Мы осаждали Теруанскую крепость двадцать три дня. Когда она наконец сдалась, я приказал вывести оттуда всех и сровнять ее с землей.

— А я вовсе не собираюсь ничего разрушать, — возразил я, — мы присоединим эту крепость к английским владениям в Кале и… пожалуй, даже устроим там парламент!

Эта идея пришла мне в голову внезапно.

— Ваша милость! — усмехнулся Уолси. — Тогда вам придется призвать на помощь гарнизон. Добровольно в ваш парламент никто не пойдет… ведь это французы!

— Ну, с другой стороны, ведь «парламент» — французское слово, — в шутку заметил Брэндон. — По сути, оно означает «говорильня», то бишь «болтовня». Только на это парламент и способен — болтать, болтать, болтать!

— Да, да! — с готовностью рассмеялись все остальные.

— А вот Томас Мор говорит о молчаливом парламенте, — сказал Уолси. — Он собирается возглавить таких молчунов.

— Мор сам любит поболтать, и в речах его полно нелепостей, — вступил в разговор Эдвард Невилл.

Вернее, сэр Эдвард Невилл — прошло уже четыре часа с того момента, как я посвятил его в рыцари, оценив отвагу, проявленную им на поле боя.

Героев в этой кампании хватало с избытком. Я поразился тому, насколько отважным бывает простой солдат при встрече с врагом.

В первый вечер похода на нас обрушился проливной дождь, и мы с трудом пробирались вперед, увязая в дорожной жиже. В три часа утра я в своих королевских доспехах объехал лагерь, дабы воодушевить и ободрить моих людей: «Держитесь, соратники, трудное начало с Божьей помощью приведет нас к победному концу».

Внезапно раздался стук в дверь. На пороге стоял шотландский герольд, прибывший объявить войну Англии! В заключение он заявил:

— Мой король призывает вашу милость вернуться домой, дабы защищать вашу страну.

Клановый герб украшал наряд королевского гонца; на голове у него лихо сидел берет. Видимо, шотландца совершенно не волновало, что его король, Яков IV, основательно все взвесил, коварно решив напасть на нас в такое время.