Между Азией и Европой. История Российского государства. От Ивана III до Бориса Годунова

Хан Сахиб-Гирей к тому времени убежал в Крым за подмогой, оставив вместо себя тринадцатилетнего племянника Сафа-Гирея. Бельский стоял под городом несколько недель, дожидаясь, когда подойдет караван с осадными орудиями и провизией. Но на этот плавучий обоз, не имевший достаточной охраны, напали враги и почти весь его уничтожили. В русском лагере начался голод, уцелевших пушек было недостаточно для штурма стен. Не дождались помощи из Крыма и казанцы. Поэтому они прислали сказать, что готовы повиниться перед Москвой и отказаться от Сахиб-Гирея, если ханом станет Сафа-Гирей.

Положение осаждающих было тяжелым, и русские охотно согласились, хотя это вряд ли можно было назвать успехом: Казань уцелела, а вместо одного Гирея престол занял другой. Ради такого результата вряд ли стоило затевать грандиозный поход.

Через шесть лет, в 1530 году, отношения с повзрослевшим Сафа-Гиреем настолько обострились, что пришлось снова снаряжать большую армию. Ее опять вели двое полководцев: всё тот же недаровитый, но родовитый Иван Федорович Бельский и литовский выходец знаменитый князь Михаил Глинский, о котором будет рассказано в следующей главе. На сей раз обеим половинам войска удалось благополучно соединиться и начать осаду Казани, шедшую вполне успешно. В какой-то момент огонь русских пушек даже согнал защитников со стен, и часа три они были пусты. Но тут сказалась другая беда русского военного уклада – местничество. Полководцы заспорили между собой, кто из них главнее и кому достанется честь взятия Казани. Бельский приходился государю двоюродным племянником и считал себя выше. Глинский же, чуждый московским порядкам, был уверен, что он как родной дядя великой княгини имеет больше прав на первенство. Пока они препирались, татары оправились и вернулись на боевые позиции. Шанс был упущен.

Тем не менее цель похода была достигнута, хоть и не военным путем. В Казани произошел переворот, и мурзы прогнали Сафа-Гирея. Ханом стал московский назначенец царевич Еналей (Джан-Али).

Но власть русской партии была непрочной. Едва лишь Василий III умер, как Еналея свергли, и в Казань вернулся Сафа-Гирей, враг Москвы.

Недолгой получилась и передышка в противостоянии с Крымом. Вскоре возобновилось дипломатическое состязание между Русью и Литвой – кому удастся натравить на соперника крымского хана. Сигизмунд придумал хитроумный и действенный порядок: он платил хану ежегодно 7 500 золотых деньгами и на такую же сумму присылал тканей, но выплата производилась, так сказать, по итогам отчетного периода – лишь в том случае, если не было набегов. Василий же скряжничал, и в результате это обходилось много дороже. В 1527 году хан Ислам-Гирей едва не взял Москву. В 1533 году снова случился большой набег. Урон в людях и имуществе всякий раз был огромен, к тому же приходилось сильно тратиться на строительство приграничных крепостей и содержание там постоянной рати.

Со времен Василия III крымская проблема становится тяжелой хронической болезнью московского царства, излечить которую не удастся ни «второму», ни «третьему» русскому государству.

Поскольку Крым являлся протекторатом османской империи, Москве пришлось развивать дипломатические отношения с турками. Василий несколько раз отправлял к султану послов, добивавшихся одного и того же: управы на крымцев и защиты для русских купцов, торговавших на Черном море. При этом государь очень заботился о том, чтобы его представители ни в коем случае не выглядели униженными просителями. Посланнику Михаилу Алексееву (1513) было строго наказано «поклониться султану, руки пригнув к себе выше пояса, по их обычаю, а на колени ему не становиться и в землю челом не бить». Впрочем, если бы посол и бил челом в землю, это вряд ли что-нибудь изменило. Стамбул по-прежнему, как и во времена Ивана III, обращал мало внимания на далекую северную страну. Селима I (1512–1520) больше занимали персидские и египетские дела, Сулеймана Великолепного (1520–1566) – европейские. Впрочем, защиту русским купцам турки обещали и даже иногда бранили своих крымских вассалов за разбой, но те не очень-то слушались.

Если суммировать общее впечатление от русской политики этого периода, совершенно очевидно, что главный интерес Москвы перемещается на запад, в сторону Европы, Азия же воспринимается как нечто досадное и мешающее, утягивающее в прошлое.

Дела европейские

Василий III, хоть и менее успешно, чем отец, продолжал собирать русские земли, оказавшиеся под властью польско-литовской монархии. Отбиваясь от крымцев и пытаясь подчинить казанцев, великий князь теснил западного соседа. Эту политику лаконично и точно охарактеризовал Карамзин: «В сношениях с Литвою Василий изъявлял на словах миролюбие, стараясь вредить ей тайно и явно». Когда же складывалась удобная ситуация, Москва переходила от худого мира к войне.

Литовские неурядицы