Между Азией и Европой. От Ивана III до Бориса Годунова

Впрочем, не всё так ужасно. От Штадена мы знаем, что московитянки находили возможность румяниться и белиться – значит, не только сидели взаперти. А Герберштейн рассказывает, что у женщин с девицами случаются и дни, «посвященные веселью», когда они собираются «на приятных лугах» и предаются удивительной забаве: «сидя на каком-то колесе, наподобие колеса Фортуны, они то поднимаются вверх, то опускаются вниз», а бывает, что и поют песни, ударяя в ладоши.

Противоречивы сведения, сообщаемые иностранцами об этикете общения. Одни авторы находят русских излишне вежливыми. «Народ этот в обращении чрезвычайно как церемонен, – пишет в 1564 году заезжий итальянец Рафаэло Барберини, делясь личными наблюдениями. – Встретясь на улице, хотя бы шли за делом, тотчас снимают шапки, и в несколько приемов кланяются друг другу, строжайше соблюдая, чтоб отдать поклон за поклон, да и снова поклониться, делая знак головой и рукою, что это для них безделица». Жак Маржерет удивляется русскому обычаю всё время целоваться, тогда еще не распространенному в Европе: «…Нужно заметить, что они целуются не только в это время, но всегда, ибо у них это нечто вроде приветствия, как среди мужчин, так и среди женщин, – поцеловаться, прощаясь друг с другом или встречаясь после долгой разлуки». Особенная вакханалия всеобщего целования, как заметил француз, происходит на Пасху: «И ходят навещать друг друга, обмениваясь поцелуями, поклонами и прося прощения друг у друга, если обидели словами или поступками; даже встречаясь на улицах, хотя бы прежде никогда не видели друг друга, целуются, говоря: Prosti mene Pojaloi».

В то же время Штадену русские показались изрядными невежами (правда, и общался он в основном со всяким опричным сбродом). Немец пишет, что московиты очень фамильярны, всех без разбору называют на «ты», учтивых выражений не употребляют и запросто могут сказать собеседнику «ладно врать-то», причем даже слуга способен ляпнуть такое господину.

В иностранных текстах также встречаются реалии и приметы времени, впоследствии исчезнувшие и забытые самими русскими. Это тоже очень интересно.

От иноземцев шестнадцатого века мы узнаем, например, что на Руси тогда умели выращивать какие-то особенные дыни – «похожие на тыкву, но слаще и приятнее вкусом» (Флетчер). «Они сеют дыни с особенною заботливостью и искусством: складывают в высокие грядки землю, смешанную с навозом, и в нее зарывают семена; этим способом они предохраняются одинаково от излишков тепла и холода» (Герберштейн). Впоследствии это искусство куда-то исчезло – возможно, из-за глобального похолодания, начавшегося в конце описываемого периода.

Вместо счетов русские использовали сливовые косточки (Штаден), а для исчисления военных потерь, согласно Гваньини, применялся такой способ: «Набранные солдаты являются поодиночке к великому князю и вручают ему по одной монете, которую на своем языке называют «денга» (по стоимости она равна польскому грошу); вернувшись с войны, они берут эту монету обратно, монеты же убитых государь обычно удерживает и таким образом узнает число убитых».

По-видимому, от татар передалось скверное отношение к собакам, которых, как и свиней, почитали за нечистых животных, никогда не гладили и вообще избегали прикасаться голой рукой (Герберштейн). При этом собаки были в каждом дворе и преогромные – «величиной со льва», рассказывает путешественник дон Хуан Персидский (персидский посол, получивший такое странное имя после перехода в католичество): «Эти собаки днем сидят на цепи, а в час ночи звонят колокола в знак того, что сейчас спустят собак с цепи на улицу – пусть прохожие берегутся! – и спускают собак, и никто тогда не осмеливается выйти из дому, потому что иначе собаки разорвут его в клочки». (Слава богу, впоследствии у русских отношение к собакам переменилось, и тень прежней брезгливости сохранилась лишь в памяти языка: несимпатичного человека и сегодня могут обозвать «свиньей» или «собакой» – а, скажем, не «кошкой».)

Если верить чужеземцам, при болезни московиты в основном лечились святой водой или водкой (должно быть, в зависимости от степени религиозности). Штаден сообщает подробности русской терапии: «…Если простолюдины заболевают, они берут обычно водки на хороший глоток и засыпают туда заряд аркебузного пороха или же головку толченого чеснока, размешивают это, выпивают и тотчас идут в парильню, столь жаркую, что почти невозможно вытерпеть, и остаются там, пока не попотеют час или два, и так поступают при всякой болезни».

Впечатления о народе

Фактические описания русской жизни в историческом смысле, конечно же, ценнее субъективных суждений того или иного автора о русских людях, однако и здесь тоже можно обнаружить немало интересного – скажем, описание внешности предков.

Все отмечают очень здоровый вид русских, а многим они кажутся красивыми.

«Мужчины и женщины у них чрезвычайно как хороши собою и здоровы» (Барберини).