Между Азией и Европой. От Ивана III до Бориса Годунова

Если совсем коротко объяснить, что происходило на восточных и южных рубежах Руси в эти без малого тридцать лет, можно сказать так: Крым из друга превратился во врага; контроль над Казанью очень ослаб, а временами утрачивался вовсе.

Проблемы с Казанским ханством начались еще в последний год жизни Ивана III, который в это время был парализован и не мог полноценно управлять государством. При самодержавной системе власти паралич монарха влечет за собой и паралич всего государства. Хан Мухаммед-Эмин решил воспользоваться ситуацией и выйти из обременительной зависимости от Москвы.

О том, насколько унизительным положение казанских «царей» было при Иване Васильевиче, можно судить по участи Ильхама (в русских летописях «Алегама»), предшественника Мухаммед-Эмина. Об этом рассказывает Герберштейн: «Так как он не всегда повиновался приказаниям московского князя, то московские советники, которых князь имел там для наблюдения за расположением царя, однажды на пиру напоили его пьяным, положили в повозку, как бы отвозя его домой, и ночью увезли его в Москву. Продержав несколько времени, князь наконец сослал его в Вологду, где он дожил остальной свой век». Вот как мало церемонились с формально независимым татарским государством русские надзиратели, так что Мухаммед-Эмина вполне можно понять.

Сначала хан избавился от приставленных к нему московских соглядатаев, а заодно перебил и ограбил русских купцов (в Казани как раз проходила большая торговая ярмарка); затем, демонстрируя силу, пошел с большим войском на недальний Нижний Новгород. К казанцам присоединились отряды Ногайской орды. Объединенное татарское войско, если верить летописи, насчитывало 60 тысяч всадников. Удар был внезапным, и если Нижний Новгород устоял, то лишь благодаря находчивости воеводы Ивана Симского по прозвищу Хабар («удалой», «удачливый»), одного из интереснейших персонажей эпохи – о нем мы еще поговорим. У Хабара был маленький гарнизон, зато в городе содержалось несколько тысяч пленных литовцев, захваченных в Ведрошском сражении 1500 года. Если бы Нижний Новгород пал, их ждала бы такая же печальная участь, как и русских. Поэтому Хабар вооружил литовцев, и это обеспечило городу достаточное количество защитников. После того как от пищального огня пал ногайский царевич, татары ушли несолоно хлебавши.

Будь Иван Васильевич здоров, Казань дорого заплатила бы за эту авантюру, но государь умирал, а его преемнику, озабоченному укреплением власти, было не до татар. Только весной следующего года Василий снарядил карательную экспедицию, но организована она была весьма бестолково. Часть войска под командованием государева брата Дмитрия Ивановича плыла на кораблях, а конница князя Александра Ростовского следовала отдельно и прибыла сильно позже. Полководец из Дмитрия был никудышный. Он полез в сражение, не дожидаясь подхода кавалерии, и был наголову разгромлен. Василий отправил вдогонку третью рать, с князем Василием Холмским, однако Дмитрию не терпелось взять реванш за поражение. Едва подошла конница князя Ростовского, Дмитрий снова ринулся в бой – и казанцы опять его разбили, причем захватили всю русскую артиллерию. Пришлось бесславно отступать.

На следующий год Василий собрал такую большую армию, против которой Казани было бы трудно устоять, поэтому Мухаммед-Эмин запросил мира, обещая отпустить весь полон и впредь вести себя послушно. Этим великий князь и удовлетворился – войска были ему нужны на западе. Лицо вроде бы удалось сохранить, мятеж был подавлен, но в отношении казанцев к Москве произошла опасная перемена: они увидели, что можно резать русских купцов, можно побеждать русское войско и потом оставаться безнаказанными.

Точно такую же ошибку Василий вскоре совершил применительно к Крымскому ханству.

Отношения начали портиться еще с тех пор, как окончательно распалась Большая Орда (1502), общий враг Москвы и Крыма. Теперь союз утратил для крымцев былой смысл. К тому же им не понравилось, что северские земли, куда они привыкли наведываться за добычей, теперь перешли к Руси и стали недоступны.

Казанское ханство первой половины XVI в. С. Павловская