Между дьяволом и глубоким синим морем

В своё время Фредди и дедушка были самыми богатыми людьми в Эхо, насколько это вообще могло иметь значение в нашем городке. Бабушка говорила, что Гленшипы были богаче нас, но, как по мне, богачи и в Африке богачи. Дед построил большой дом прямо на краю скалы, над грохочущими волнами. Затем женился на моей безумной бабушке и забрал её жить к себе, чтобы плодить детишек на краю Атлантического океана.

Наш дом был величественным и элегантным, большим и красивым.

В то же время он был обветшалым, покрытым пятнами соли, заросшим и заброшенным, как стареющая балерина, которая издалека казалась молодой и гибкой, но вблизи на висках её виднелась седина, у глаз — морщинки, а на щеке — шрам.

Фредди назвала наш дом «Ситизен Кейн» в честь старого фильма с идеальным Орсоном Уеллесом в кадре, который щеголял по округе и разговаривал басом. Но я, по большей части, считала этот фильм депрессивным. Безнадёжным. К тому же, дом был построен в 1929 году, а «Гражданин Кейн» вышел только в 1941, значит, у бабушки ушли годы на то, чтобы дать ему имя. Возможно, увиденный фильм что-то для неё значил, но, если честно, никто толком не знал, по каким причинам Фредди делала то или иное. Даже я.

Фредди и дедушка жили в «Ситизене» до самой смерти. После отъезда родителей в Европу я переехала в старую спальню бабушки на втором этаже. Её вещи я не тронула. Даже не вытащила платья из шкафа.

Мне нравилась моя спальня: туалетный столик с кривым зеркалом, приземистость стульев без подлокотников, ширма для переодевания в восточном стиле. Нравилось сворачиваться на бархатном диванчике со стопкой книг на коленях, отодвинув на окнах пыльные занавески в пол, чтобы видеть небо. А по ночам абажур с фиолетовой бахромой окрашивал комнату в различные тона — от лилового до тёмно-сливового.

Спальня Люка находилась на третьем этаже. И мне кажется, нам обоим нравилось иметь свободное друг от друга пространство. Этим летом у нас наконец закончились деньги, которые оставляли родители, уезжая в Европу много месяцев назад. «Ситизен Кейн» нуждался в новой крыше, поскольку ветер с океана жестоко поизмывался над нынешней, да и нам с Люком нужна еда. Поэтому мне пришла в голову гениальная идея — сдать в аренду гостевой дом. Да, у Ситизена был гостевой дом, оставшийся с тех дней, когда Фредди спонсировала голодающих художников. Они переезжали туда на пару месяцев, творили шедевры, а затем двигались дальше, в новый город, к следующему богачу — очередному джину из бутылки.

Я развесила объявления по Эхо, думая, что ничего из этого не выйдет.

Но что-то вышло.

Это был ранний июньский день, дул нежный ветерок, который я сравнила с летом, что даёт пощёчину весне. В воздухе чувствовался запах морской соли. Я сидела на ступеньках перед домом, глядя на дорогу, уходящую в голубую даль. Две каменные колонны обрамляли большие входные двери, а между ними располагалась лестница. С моего места наш запущенный, давно позабытый хозяевами газон доходил до края грунтовой дороги. За ним был обрыв и бушующие волны.

Так я и сидела, поочередно читая короткие рассказы Натаниэля Готорна и наблюдая за небом, перемежающимся с далекими волнами, когда на мою улицу свернула новая-старая машина, проехала мимо дома Саншайн и припарковалась на округлом дворике. Я назвала её старой, поскольку она была из 50-х, — большая, красивая и с явно скудным пробегом. Но выглядела она новенькой, будто только с витрины, блестящая, как лицо ребёнка на Рождество.

Машина остановилась. Из неё вышел мальчик. Он был примерно одного со мной возраста, но я всё равно не могла серьёзно назвать его мужчиной. Потому да, мальчик. Выйдя из машины, он посмотрел прямо на меня, словно я позвала его по имени.

Но я этого не делала. Он не знал меня. А я не знала его. Он не был высоким — примерно ниже 180 см, — зато сильным и стройным. У него были густые тёмно-коричневые волосы, волнистые, с пробором сбоку, но это до тех пор, пока очередной порыв морского ветра не спутал их, и пробор исчез. Мне мгновенно понравилось его лицо. И загорелая, явно пребывавшая ежедневно на солнце кожа. И карие глаза. Он посмотрел на меня, а я на него.

— Ты Вайолет? — спросил мальчик и не стал дожидаться ответа. — Да, думаю, это ты. Я Ривер. Ривер Уэст, — он провёл рукой по воздуху перед собой. — А это, должно быть, Ситизен Кейн.

Он смотрел на дом, потому я склонила голову и тоже оглянулась. В моих представлениях это были ослепляюще-белые колонны, бирюзовая отделка вокруг больших квадратных окон, ухоженные кустарники и расставленные со вкусом обнажённые статуи в центре главного фонтана. Но фонтан, который я наблюдала сейчас, был мшистым и грязным, а у одной статуи бедной раздетой девушки не хватало носа, груди и трёх пальцев. Ярко-голубая краска стала серой и осыпалась с рамы. Кустарники же превратились в дикие трёхметровые джунгли.

Я не стыдилась Ситизена, поскольку он всё ещё оставался чертовски восхитительным домом. Но теперь я задавалась вопросом: может, мне стоило подстричь кусты, или почистить голых девушек в фонтане, или перекрасить оконные рамы?