Между двух миров

Для того чтобы хранить все акции и облигации, отец Ирмы нашел особое место, где они были поистине в безопасности и где ни моль, ни ржа, ни воры не могли их тронуть. Это было отдельное помещение в подвале одного из трех крупнейших банков на Уолл-стрит. Все достижения современной науки были использованы, чтобы создать здесь действительно надежное хранилище для сокровищ такого рода. Дядя Джозеф пригласил гостей осмотреть его, и Ланни ответил, что это будет очень интересно. Отец Ирмы в свое время показал ей сейф, но она тоже пошла из вежливости. Банк был в двух шагах от конторы, о предстоящем посещении наследницы позвонили по телефону, их проводили в кабинет великого финансиста, который был президентом этого учреждения, и он поручил одному из своих тридцати семи вице-президентов проводить посетителей в подвалы.

Они спустились в лифте, так как подвалы были высечены на глубине ста футов в твердых скалах острова Манхэттэн. Ланни и его жена увидели стальную коробку, величиной с добрый дом; или вернее — целую серию коробок, нечто вроде «китайского набора»: одна коробка в другой. Наружная коробка была из бетона, остальные — из стали. В промежуток между двумя стальными стенами можно было простым нажимом на рычаг ввести цианисто-водородный газ, который немедленно убил бы всякое живое существо; в промежуток между стальной стеной и бетонной можно было напустить воды, которая заполнила бы его снизу доверху и залила всякое отверстие или проход, если бы кому-нибудь удалось их пробить. В промежутке между последней и предпоследней коробкой можно было ходить, и там, не останавливаясь, ходил кругом человек, и там были зеркала, расположенные таким образом, что он мог видеть одновременно все четыре стены подвала, пол и потолок. Когда банк запирался, человека тоже запирали на замок с часовым механизмом, и он мог выйти, только когда его время истекало. И он ходил и ходил кругом, и смотрел в зеркала, и всякий раз, когда он оканчивал круг, он нажимал кнопку, а если бы он этого не сделал, то через несколько мгновений в ближайшем полицейском участке раздался бы тревожный сигнал.

Дядя Джозеф считал, что здесь состояние Барнсов находится в безопасности от черни и воров. Он не огорчался, когда цены на акции понижались, так как все, что входило в состав наследственного имущества, было оплачено сполна, а акции представляли собой право на долю в производственной мощи Америки. Зато добросовестный мистер Джозеф Барнс в свое время крайне огорчался тем, что наследница этого огромного состояния так беззаботно выезжает в свет, то есть главным образом в ночные клубы и кафе, где она встречается с привлекательными молодыми людьми, значительный процент которых составляют жулики, а еще больший процент — моты и расточители. Дядя Джозеф страшно встревожился, когда получил сообщение о ее романтическом бегстве, но потом успокоился: муж показался ему вполне приличным молодым человеком; немножко легковесный, пожалуй, даже легкомысленный, но с добрыми намерениями и готовый слушать наставления старших. Хранитель сокровищ был бдителен и пользовался всяким случаем, чтобы внушить Ланни сознание ответственности как носителя «семени» и творца будущего.

VII

Следующим днем была среда, 23 октября. С утра Ланни отправился на выставку, где ему сообщили приятную новость: Тафты купили две картины с видами моря. Перед завтраком, когда Ланни взглянул на транслюкс, он увидел, что биржевые курсы продолжают падать. Миссис Барнс приехала в город, ей звонил брат, который организовывал еще один «пул», и она хотела вложить в дело свои «карманные деньги» что-то около десяти тысяч долларов. Ирма также испытывала соблазн «вложить», но она дала в свое время отцу торжественное обещание никогда не играть на бирже. Ланни помог ей преодолеть соблазн, пригласив ее поехать вместе с ним на выставку и познакомиться с Уинстоном Черчиллем, которого ожидали там.

Когда они к концу дня покинули выставку, на улице газетчики выкрикивали «Паника на Уолл-стрит». Ланни снова прочел знакомые сообщения: неустойчивость, бурный поток приказов продавать, целые Ниагары ликвидаций, полное отсутствие покупателей. Газета отставала на два часа от биржи. В графе облигаций приводились на выборку курсы некоторых из наиболее «надежных» бумаг — цены упали в среднем на двадцать пунктов. Чрезвычайно тревожный симптом. В отеле Ланни хотел взглянуть на транслюкс, но не мог даже войти в помещение: оно было битком набито мужчинами и женщинами, он видел только расстроенные лица, слышал тревожный шепот. По слухам, в час закрытия на бирже происходило что-то ужасное, но что именно — никто в точности не знал. Друзья Ирмы лишь об этом и говорили — за чаем, за обедом, вечером. Никого не интересовало то, что Уинстон Черчилль сказал о Детазе. Подумать только! Продано шесть миллионов акций, а что будет завтра?