Так нельзя, снова сказала она себе. Нужно взять себя в руки и смириться с тем, что прошлое будет возвращаться постепенно. Медленно. Очень постепенно и очень медленно. Ни к чему так сильно напрягаться. Слушая рассказ Горина, она почти наверняка знала, что ничего не сможет вспомнить. И в то же время панически боялась этого. Страх и надежда перемешались в странный коктейль, покрытый сверху взбитыми сливками лунного света. Результат налицо – она лежит в кровати, натянув одеяло почти до бровей, и дрожит мелкой дрожью, ощущая затылком чье-то чужое дыхание. Это называется – паранойя. Бесплатное приложение к амнезии – если вовремя от него не отказаться, потом уже никуда от него не денешься.
Хватит, снова приказала она себе. Ты – сильная. Всегда была сильной. Наверное… А если не была – значит, теперь тебе придется стать сильной. Иначе – пропадешь…
Инга долго пыталась заснуть, ворочалась с боку на бок, добросовестно считала баранов. Бараны были белыми и пушистыми, похожими на детские варежки, связанные из кроличьего пуха. На своих коротких ножках они передвигались медленно, вразвалочку, и наблюдать за ними было забавно. Поняв наконец, что просто так заснуть ей не удастся, она прислушалась к звукам за стенами палаты. За три дня своего пребывания здесь она уже научилась определять время суток именно по этим звукам. Гулкая и настороженная тишина, наполненная до краев треском электрораспределителя, была приметой позднего вечера. Вечерние процедуры, по всей видимости, закончились уже давно – не слышно было ни голосов медсестер, ни тихого скрипа двери в ординаторскую.
Поднявшись с постели, она нашарила под кроватью тапочки – подарок сердобольной тети Таси, местной санитарки. Эти тапочки тетя Тася принесла для Инги из дома, вместе с халатом, во второй день ее пребывания в больнице. В тот день, когда выяснилось, что Инга не помнит номера телефона, по которому можно было бы позвонить кому-нибудь из близких, чтобы те принесли ей халат и тапочки.
Когда выяснилось, что Инга не помнит вообще ничего.
Бесшумно приоткрыв дверь палаты, она прищурилась от яркого света, который в коридоре не выключался даже на ночь. В медсестринской было шумно – вся ночная смена отделения травматологии собралась на вечернее чаепитие. Инга робко постучала, приоткрыла дверь и попросила снотворное. Димедрол здесь выдавали всем желающим – особенной популярностью это средство пользовалось в общих палатах, где заснуть без снотворного часто оказывалось проблематично из-за громкого храпа соседа или из-за нескончаемых ночных разговоров. Правда, брать снотворное в палату не разрешали – таблетки выпивались прямо здесь, в присутствии медперсонала. Инга проглотила две сразу, поблагодарила, пожелала спокойной ночи и вышла, чувствуя спиной сочувственные взгляды.
Часы с круглым циферблатом и черными ажурными стрелками, подвешенные на стене в коридоре, показывали половину двенадцатого ночи. Инга вернулась в палату, сбросила тапочки и нырнула в кровать – быстро, не давая себе возможности снова попасть под гипноз лунного света.
Сон наступил не сразу и тяжело. Он затягивал в себя, как вязкое болото, давил на грудь, делая болезненным каждый вдох и почти невозможным – выдох. Стоило только закрыть глаза – голова начинала кружиться, к горлу подкатывала тошнота. Едва успевая заснуть, она сразу же просыпалась снова, успевая в первые же секунды сна увидеть какой-то кошмар. Открывая глаза, она снова видела больничную палату, залитую лунным светом, и опять погружалась во временное забытье. Со временем эти погружения становились все чаще и глубже – изученное, измотанное этой странной борьбой сознание наконец покорилось. И все же сон был не глубоким, очень поверхностным, каким-то прозрачным. Сквозь пелену этого сна Инга видела себя сверху – сжавшееся в испуганный комок тело, растрепанные волосы на больничной подушке, одетой в застиранную наволочку. Бледно-восковое лицо, в лунном свете напоминающее лицо неживого человека.