Между двумя гражданскими войнами (656-696)

Естественно было бы ожидать, что активные поиски способов увеличения личных доходов халифа приведут к ухудшению положения основной массы налогоплательщиков-иноверцев. Мусульманских историков эта тема не волновала, и от них напрасно было бы ожидать подобных сведений. Однако и христианские авторы, жившие на территории Халифата, не говорят об усилении налоговых тягот при Му'авии. Их молчание не случайно: мелькитский монах Иоанн Фенек (Бар Пенкайе), живший в Северной Месопотамии на рубеже VII–VIII вв., прямо свидетельствует, что при Му'авии «со всех людей не брали ничего, кроме [законного] налога, и позволяли каждому исповедовать любую религию, какую захочет. Среди них [*6] были даже христиане, одни из которых принадлежали к еретикам, другие — к нашим. Пока правил Му'авийа, был такой мир на свете, какого никогда не было и какого не упоминали наши отцы и отцы наших отцов» [+106].

В этой восторженной характеристике времени правления Му'авии возможно некоторое тенденциозное преувеличение, так как автор, стремясь доказать, что политические и природные бедствия его времени — законное испытание, ниспосланное богом за прегрешения христиан, противопоставляет своему грешному времени времена Му'авии. И все же свидетельство Бар Пенкайе говорит за то, что изменений в размере налогового обложения при Му'авии не произошло. Известно также, что в некоторых случаях ради политических выгод он шел на снижение дани с вассальных областей: например, он по просьбе Джуаншера уменьшил на треть или даже наполовину дань с Аррана [+107].

Бар Пенкайе, как и ал-Йа'куби, отмечает присутствие христиан в государственном аппарате, явно имея в виду не местное мелкое чиновничество, которое вело налоговые реестры на коптском, греческом, сирийском и среднеперсидском языках, а людей, близких к верховной власти по служебному положению или личным отношениям. Секретарем Му'авии, ведавшим хараджем Сирии или его личными финансами, был христианин Сарджун (Сергий), отец знаменитого впоследствии богослова Иоанна Да-маскина [+108]. Личным врачом халифа был христианин Абу Усал — это было в порядке вещей, еще несколько столетий медицина оставалась монополией христиан, — примечательно то, что Му'авийа назначил его ведать хараджем Химса к великому возмущению арабов-мусульман [+109]. Постоянным участником вечерних бесед Му'авии был поэт-христианин ал-Ахтал. Бывали на этих беседах и иудеи. Один из них осмелился даже заявить, что Ка'б ал-Ашраф был убит вероломно (см.: т. 1, с. 92, 119). Му-хаммад б. Маслама, принимавший участие в его убийстве, возмущенно сказал Му'авии: «Неужели ты не схватишь его, когда он обвинил посланника Аллаха в вероломстве!» Му'авийа ограничился тем, что сказал провинившемуся: «Уходи от нас!» [+110].

О том, что Му'авийа не просто пользовался знаниями полезных ему христиан, а относился с уважением к христианской культуре, свидетельствует ремонт собора в Эдессе, пострадавшего от землетрясения 3 апреля 679 г., что особо отмечается многими христианскими историками [+111].

Отношение к зороастризму было более враждебным. В 50/670 или 51/671 г. Зийад, назначив Убайдаллаха б. Абу Бакру наместником Сиджистана, отдал ему приказ уничтожить храмы огня и убить жрецов. Если верить автору «Истории Систана», это распоряжение вызвало сопротивление не только со стороны местных жителей, но и со стороны мусульман, которые сочли его нарушением договора и написали жалобу Му'авии, который отменил это распоряжение [+112].

Вполне доброжелательно относились мусульмане и мусульманские власти и к приезжающим иноверцам, совершающим паломничество к святым местам Палестины, о чем определенно свидетельствуют записки монаха Аркульфа, посетившего Палестину и Египет около 670 г. и не нашедшего повода упрекнуть «неверующих» [+113].

Атмосфера веротерпимости, которую питало сохранявшееся убеждение, что каждому народу посылается свой пророк с подобающим ему вероучением, в сочетании с умеренной налоговой политикой не принуждала христиан и иудеев к массовому переходу в ислам. Несколько иначе обстояло дело с зороастрийцами, которых ислам мог привлекать отсутствием сословных преград, но в большинстве иранских провинций сохранялась значительная внутренняя автономия, консервировавшая традиционные отношения.