Между двумя гражданскими войнами (656-696)

Мусульмане в ту пору были еще далеки от религиозно-философских тонкостей, все споры вокруг халифской власти были чисто политическими, хотя и опирались на аргументы о чистоте веры и праве на власть того или иного претендента. Мусульманские источники не зафиксировали интереса к религиозным спорам христиан и не отмечают влияние их на формирование зарождавшегося мусульманского богословия. Тем более интересно упоминание анонимной маронитской историей присутствия Му'авии на диспуте маронитов с якобитским патриархом Феодо-ром и епископом из Киннашрина Себохтом в июне 658 г. [+16]. Видимо, он выступал арбитром, так как по окончании диспута признал якобитов побежденными и обязал патриарха выплатить штраф в 20 000 динаров. Маронитский историк говорит, что якобитов обязали и в дальнейшем ежегодно выплачивать эту сумму с раскладкой по монастырям. Однако якобитские историки о такой дополнительной тяготе не упоминают. Отсутствие у них информации о проигранном диспуте не вызывает удивления, но о финансовых тяготах они, как правило, сказать не забывали, чтобы еще раз напомнить, что это — наказание за грехи. Конечно, молчание источника не аргумент в пользу отсутствия чего-либо, но в данном случае отсутствие упоминаний дополнительного обложения монастырей достаточно красноречиво на фоне утверждений якобитских историков о справедливости правления Му'авии, бравшего только законные налоги [+17].

Вряд ли Му'авию можно признать авторитетом в решении христологических споров, которые к тому же скорее всего шли не на арабском, а на арамейском языке. Видимо, при нем были достаточно разбиравшиеся в сути спора люди, пояснявшие или переводившие ему аргументы сторон. Примечательно, что победу он присудил не якобитам, которые должны были ему быть ближе благодаря калбитским свойственникам, исповедовавшим прежде эту веру, а маронитам.

Можно думать, что обращение к халифу как к арбитру в межконфессиональных спорах не ограничивалось упомянутым случаем, поскольку западноевропейский паломник Аркульф, посетивший Иерусалим около 670 г., приводит легенду об обращении к Му'авии христиан и иудеев за решением спора о реликвии, связанной с Иисусом. Появиться такая легенда могла только в том случае, если подобные разбирательства были обычным делом. Других сведений об отношении Му'авии к иудеям нет ни в арабских, ни в еврейских источниках [+18], возможно, в силу относительной малочисленности последних. Одно можно сказать, перефразируя известную поговорку: молчание источника — знак благополучия.

Жизнь Му'авии в стране с преобладающим иноверческим населением, принадлежавшим к более высокой культуре, не только сделала его более веротерпимым, но и внушила иные представления о функциях и статусе правителя задолго до того, как он стал духовным главой общины. При всей доступности для рядовых арабов он научился держать дистанцию между собой и подданными. Хариджитские покушения 661 г. показали, что такая дистанция крайне необходима для безопасности, и она приобрела вещественное выражение в сооружении в мечети специального огороженного места для халифа, исключавшего возможность неожиданного нападения. Многие новшества, приписываемые Му'авии, за которые его осуждали ревнители старины, относятся к годам его долгого правления, и о них речь пойдет позже. Здесь лишь важно отметить, что новый халиф во многом отличался от предшественников, рожденных в пустынной Мекке и возвысившихся в полусельской Медине.

БОРЬБА С ОППОЗИЦИЕЙ В ИРАКЕ

Мирная сдача Куфы и легкое подавление первых восстаний хариджитов не означали, что иракцы смирились с новым положением вешей. Брожение среди шиитов не прекращалось, и не исчезла питательная среда для хариджитской пропаганды.

Сторонники Али собирались друг у друга и вели крамольные речи, обсуждая прошлое и осуждая настоящее. Мугира знал об этих встречах, но смотрел на них спокойно, пока они не нарушали общественный порядок и разговоры не выносились из домов на публичное обсуждение в мечети. В крайнем случае слишком увлекающимся делал отеческое наставление не переходить Границ. Вождя абдалкайс Са'са'а б. Сухана, открыто восхвалявшего Али и поносившего Усмана, он увещевал: «Берегись, чтобы до меня не дошло, что ты порочишь Усмана при ком-то из людей. И берегись, чтобы до меня не дошло, что ты открыто заявляешь что-то о достоинствах Али. Ты ведь не упомянешь о достоинствах Али так, чтобы я не знал, нет — я узнаю об этом. А эта власть победила, и нам поставят в вину объявление людям его (Усмана) недостатков; нам приходится заявлять многое из того, что нам приказывают, и упоминать вещи, которых мы не можем избежать, защищая себя от этих людей скрытностью. И если ты будешь поминать его (Али) достоинства, то поминай их скрытно, среди своих людей, в своем доме. А прилюдно, в мечети, — этого халиф нам не спустит» [+19].