В целом дорога проходила спокойно. То ли граф Румянцев выбирал наиболее безопасный маршрут, то ли еще по каким причинам, но единственная задержка ждала их в Лотарингии, где Станислав Лещинский никак не выпускал ее из своего замка, словно догадываясь, зачем и куда они направляются. Через неделю пребывания у Лещинского «в гостях» Румянцев разработал целый план побега. Они уезжали ночью, как воры, в сопровождении всего лишь восьми гвардейцев, но не поступи граф так, Филиппа бы точно все еще торчала в замке Станислава и не пересекла бы границу Польши.
Чем ближе они подъезжали к цели своего спонтанного путешествия, тем сильнее билось сердце Филиппы, и когда колеса кареты загромыхали по мосту, ведущему к древнему Брестскому замку, она почувствовала такую панику, что едва не выпрыгнула из кареты и не побежала домой пешком. Но, собрав в кулак остатки гордости, Филиппа вздернула подбородок. Она – французская принцесса, и примет любое его решение с высоко поднятой головой.
Глава 15
Через два дня у меня день рождения. Шестнадцать лет, ни туда, ни сюда, но хоть какая-то определенность. Самое смешное, что, если брать за основу, иногда отдающие крайней степенью дебилизма, указы Петра, который Первый, дееспособным, то бишь, совершеннолетним, я уже считался с того момента, как мне пятнадцать исполнилось. Но вот править самостоятельно, без Верховного тайного совета, на отсутствие которого все дружно закрыли глаза, по умолчанию приравняв к нему Ушакова с Радищевым, мог только после шестнадцати. И что изменилось за этот год? Как это вообще соотносится друг с другом? Я даже вникать не буду в эти нюансы, потому что, согласно этим же указам, жениться я смогу только в восемнадцать. Ну, ага. У меня прямо очередь из принцесс стоит, выбирать замучился. А если буду ждать до восемнадцати, то точно последнюю, которая согласилась моей женой стать, упущу. Потому что она-то точно ждать до восемнадцати не будет. Вон инфант Филипп спит и видит, как бы ее вернуть, да колечко, которое она ему подарила, на мизинце носит, целует перед сном. С испанцами у меня проблем в качестве разведки не было, и я точно знаю, что Филиппок почти додавил папашу и свою стерву-мать Изабеллу, которая и распространила все те гадости про Филиппу, чтобы возобновить помолвку. Хрен ему. Не надо было клювом щелкать, а теперь пускай слюни подберет.
Как всегда, когда мои мысли перескакивали на Филиппу, я ощущал легкое возбуждение. Да уж. Вот у меня точно проблем с престолонаследием не предвидится, во всяком случае не из-за игнорирования спальни императрицы – это точно.
— Государь, все собрались, — Митька вошел в мою берлогу, как я называл небольшой, примыкающий к основному кабинету, кабинетик, найденный в расположении коменданта крепости, доблестно сбежавшего, и даже не прихватившего початую бутылку эля, найденного мною под столом. Кабинет был жутко прокурен, и пока дух бывшего коменданта изгонялся из него, я привык работать в маленьком кабинетике, который использовался, скорее всего, для работы секретаря, или адъютанта.
Стряхнув все посторонние мысли, я вошел в большой кабинет, где уже на столе была разложена карта Варшавы и ее окрестностей, а вокруг стола столпились: Ласси, Фридрих, Салтыков, Бутурлин, Шереметьев. Коль скоро шведское направление ушло на зимовку, то было решено покончить с Польшей уже в этом году. Да, зимой никто не воюет, а мы будем. Тем более, что сейчас в преддверии календарной зимы, погода нас баловала сухостью и легким морозцем. Во всяком случае, небо не прохудилось, и не сыпало на головы армии снегом или дождем.
Я подошел к столу и встал так, чтобы свет из окна не падал на карту. Бесполезно. Солнце настырно лезло, выискивая для своих лучиков любую щель, и от этого засвечивало половину карты.
— Ни черта не видно, — ругнулся я, наклоняясь все ниже и ниже. — Задерните шторы, в конце концов, — наконец я распрямился, раздраженно посматривая на Митьку.
— Но, будет темно…
— А что, у нас свечи закончились? — дождавшись, когда свечи расположат вокруг стола так, чтобы тень не падала на карту, мы снова склонились над ней. Проследив за тем, как Ласси очерчивает круг, неподалеку от Варшавы, а Фридрих и Салтыков согласно кивают, я в очередной раз распрямился.
— Почему король Август не сбежал в родную Саксонию? — Бутурлин внимательно изучал тот круг, который начертил Ласси.
— Из-за Пруссии, — ответил я рассеянно. — Леопольд, как только мой ответ получил, тут же рванул в казармы, ставить свои полки под ружье. И, пленить такого пленника как действующий король Польши… это получить почти все и сразу.
— Но есть же Лещинский, — Ласси прекрасно разбирался в ведении войн, а вот с политическими интригами у него было слабовато.