Между двумя романами

Он вышел в другую какую-то комнату, через приемную, к самому начальнику этого комитета. Какое-то время сижу в ожидании. Потом он возвращается, говорит: "Вот, Владимир Дмитриевич, взгляните..." - мой ответ Маккрею, весь испещренный восклицательными и вопросительными знаками и сопроводительными репликами. Он мне помогает, этот зам: "Вот видите, здесь вот начальник пишет... Да... "Уважаемый Маккрей..." Вы что, уважаете врага? Дальше. "К сожалению, я..." Вы что, сожалеете, что не можете поехать к врагу?.. "Благодарю за приглашение..." И вас не оскорбляет, что он предлагает тридцать сребреников для оплаты вашей поездки в США?" И так далее... И начался у меня с этим Кузнецовым спор, крик... Я начал говорить, я хотел как бы закрыть грудью дзот, чтобы защитить нашу страну. "Неужели, думал я, можно вот так, по благословению начальника, посаженного для укрепления нашего междунаро-дного престижа, посылать за границу такую страшную ересь, грубость? Отвратительно!" Трудно представить, я не смог ничего этого им втолковать! Мне кажется, что эти люди, которые на международных связях... ну, я не со всеми ими знаком... Долматовский у нас когда-то был... Так он, когда меня иностранцы куда-нибудь приглашали, говаривал: "Знаешь, Дудинцев, пошли ты на... - открытым текстом! - эту сволочь". Они, занимающие посты, норовят так закричать... И я вижу, что этим, лезучи из кожи вон, они как-то закрепляют свое положение на выгодном месте, возможность ездить за рубеж, обогащаться. Где-то там представительствовать. И так безобразно пачкают при этом наш мундир... прямо ужасно.

Мне не удалось этого заместителя ни в чем поколебать. Он сбегал несколько раз туда-сюда к начальнику и наконец приносит от начальника отредактированный и перепечатанный текст моего окончательного ответа. О боги! Там было написано: "Господин Маккрей! В мои планы не входит в настоящее время посещать Вашу страну. Если бы я и вздумал предпринять такое путешествие, то не стал бы прибегать к Вашему кошельку. К тому же я сейчас занят, я получил новую квартиру возле небезызвестного Вам нового здания Государственного университета на Ленинских горах и занимаюсь ее меблировкой". Я не смог отстоять своих позиций и подписал этот ответ. Письмо пошло за границу и возымело именно то действие, которого я боялся. Я был просто насмерть сражен ответом Маккрея... Он прислал вежливый, мягкий, полный сожаления интеллигентный ответ. "Уважаемый господин Дудинцев! Получил Ваше письмо. Только теперь я понял, в каком ужасном положении Вы находитесь в Вашей стране. Я никогда не мог предположить, что на писателя может быть оказано такое давление, чтобы он послал в адрес доброжелательно относящегося к нему человека такое страшное письмо. И в знак своего к Вам сочувствия и расположения я посылаю Вам из своей библиотеки "Не хлебом единым" - Ваш роман с моей надписью". Книга, конечно, до меня не дошла, хотя письмо дошло - не знаю, по какому недоразумению.

Почему я подписал? Разрежьте мне грудь, вы увидите - этот вопрос написан у меня на сердце. Я был тогда моложе, я был мягок и слаб. Не знаю... мое ретивое чувствовало, что, подписывая, я проявляю ужасную, преступную слабость. И в то же время уверенность этих власть предержащих, их напор, серьезность, с которой они все это делали... Я был растерян...

В эти же дни был у меня и другой разговор. Разговор с "другом", в чем-то сродни вышесказанному. С Кривицким. В те месяцы, когда выходил мой опус в "Новом мире", Кривицкий был заместителем главного, и я уже рассказывал про "камикадзе", как он советовал Симонову от меня отречься. А тут другая история. Симонова уже в "Новом мире" нет, и в его кресле сидит, хоть и временно, но с достоинством, Кривицкий Александр Зиновьевич...