Между двумя романами

Однажды меня позвал к себе поговорить один из секретарей МК партии, Орлов. Он очень хорошо со мной поговорил, но, правда, этот разговор не возымел никаких ощутимых последст-вий. А уж со стороны, так сказать, рядовой публики не было отбою от знаков внимания и для души, и материальных. Раздается, например, в День Советской Армии - уж каким-то образом было известно, что я воевал, - раздается звонок, и чьи-то поспешные шаги на лестнице... Открываю дверь - никого нет, только чьи-то удаляющиеся шаги внизу. И смотрю: прямо у моих ног - бутылка французского коньяка и букет цветов. Вот. Ну, в другой раз - извещение о посылке. Бегу на почту и получаю... и уже иду с таким, знаете, со страшным наслаждением, предвкушая вскрытие этого ящика, а из него пахнет копченой рыбой, еще чем-то. Вот прихожу, дети собираются, я поддеваю крышку отверткой, откидываю - а там лежат золотистые такие, в руку величиной, штуки 4 или 5 омулей. Омули лежат, а под ними в полиэтиленовом мешке, на длину этих омулей, такая, довольно большого сечения... такой мешок, похожий на большую толстую колбасу. За этим полиэтиленом видны очень дорогие конфеты ленинградские "Театральные", с роялем - это очень хорошие конфеты были... И мне на этот раз удалось разведать, кто послал. Вы знаете, небогатый человек. Переводчица с нескольких языков. Такая светлоликая, очень пожилая, с ореолом седых волос - по фамилии Момбелли, из Ленинграда. Я произвел точное следствие и к ней ездил, благодарил ее. Вот. Она мне, когда я приезжал в Ленинград, каждый раз предоставляла комнату, в которой жила, отдавала на любой срок. А сама куда-то уезжала. Это были такие... очень трогательные моменты. У нее был сын, Саша Момбел-ли, который заезжал ко мне в гости в Москве. Артист эстрады, чтец. Очень небогатый. Он-то и прислал матери байкальских омулей. Был там на гастролях. А она - мне. И еще много разных случаев было...

Ко мне приходили люди - кто только не заходил... Приходишь, бывало, открываешь дверь - сидят, разулись, достали свои припасы и едят. Их приглашают к столу. Нет-нет, ничего, мы не будем мешать... вот здесь... и сидят в коридоре. И почему-то все, разувшись, - устали, видно. И все они приходят бог знает откуда и рассказывают о своих трудностях, просят совета, кто-то им говорил... И один раз был такой молодой человек, из Сибири приехал - и даже фамилии его не знаю - и уехал. Поговорили мы с ним. Изобретатель, очень много было изобретателей... И уехал. А потом уже, после его отъезда чуть ли не через сутки, я почему-то полез под картон, которым был накрыт мой стол, и вот туда он засунул 300 рублей, и я таким образом получил от него вот такой дар. В другой раз вдруг пришло заказное письмо неизвестно откуда. Раскрываю конверт - в нем сберкнижка. На сберкнижке - на мое имя неизвестно кем внесенный вклад - 500 рублей. И причем всегда это попадало очень кстати, в такой страшный критический момент - как тут в бога не уверовать! Подоспевало всегда, когда я от бесплодных мыслей, что бы такое сделать, начинал приходить в отчаяние. И вдруг - бац! Вот такая штука.

Но не хлебом единым жив человек! И для души мне много было отпущено в те времена. И письма, и встречи... Появился замечательный друг у меня Мария Вениаминовна Юдина. Да, та самая Юдина - знаменитая пианистка. Позвонила однажды, сказала - читательница. И стал я завсегдатаем на ее концертах в Консерватории, у Гнесиных. Очень много играла она Баха, а у меня как раз подошел "баховский" период. Был шопеновский: когда сочинял "Не хлебом единым". А теперь мне помогал Иоганн Себастьян Бах. А вот к Хиндемиту так Мария Вениами-новна и не смогла меня преклонить, но грозилась. Наверное ее хлопотами попали мы с женой на 1-й конкурс имени Чайковского. Ван Клиберн! Но больше всего - Серхио де Варелла Сид, португальский пианист. Божественный музыкант. Как он исполнял Цезаря Франка! Молился...

Мария Вениаминовна была всей душой предана музыке. И Богу. Ей не было никакого дела, в чем она одета, выходила на сцену в черном балахоне и в кедах - тепло или холодно у нее в квартире - жила на окраине Москвы в мансарде.

(Жена. Володя с ней по телефону переговаривался музыкальными фразами. Например, она, видимо, спрашивает, чем он занят. И вот вместо того, чтобы сказать "пишу, мол", он изобра-жает то место из "Бориса Годунова", интродукцию к арии Пимена "Еще одно, последнее сказанье..." М.В. была очень довольна.)

Как-то раз Мария Вениаминовна решила познакомить нас с семьей Тарховых. Елизавета Львовна Тархова, в прошлом - хирург в Боткинской больнице, большого ума, интереснейший собеседник. Александр Федорович Тархов - тоже интеллигентнейший человек, такой мягкий, уступчивый. Мария Вениаминовна прямо приказала: "Возьмите с собой своего Ваню. У них внуки Ваниного возраста, занимаются немецким, вот и Ваня с ними..." Так мы с женой и зачастили к самовару у Тарховых. И вот что из этого вышло.

3. МарусИна.