"А, Владимир Дмитриевич, здравствуйте! Давно мы с вами не видались". "Здравствуйте, здравствуйте", - отвечаю. "Что, Владимир Дмитриевич, вы хотите новый роман опять по этому же каналу пустить через "Международную книгу"? Давайте, мы охотно с ним познакомимся". "Да нет, - говорю я. - Нет, не то. Я пришел к вам еще раз поговорить насчет гонорара и насчет авторских экземпляров". "Владимир Дмитриевич, о чем вы? Неужели вам не ясно все, мы ведь не раз уже вам говорили! Ведь мы же вам точно все сказали, - помните? - что это акулы, они же ничего не дают и даже вот авторских экземпляров не могут послать своему автору!" Заметь-те, эти воспитанники Змеула посмели сказать даже такое: "Мы думали, что уж этот роман, который так по нутру пришелся реакционерам на Западе, уж этот роман "реакция" оплатит. Мы на это и били, беря у вас доверенность и рассчитывая что-то получить, но нет, оказывается, даже и здесь у капиталиста своя шкура ближе к телу, и не на этом ли основано то обстоятельство, что буржуи все время дерутся между собой и не могут найти общего языка!" Чувствуете, я как бы и сам был тут ими в буржуи заверстан. Вот же, даже со мной эти капиталисты общего языка не нашли. Можно представить, как закипел во мне пионер с красным галстуком, слыша такой циничный тон из уст ревнителей чистоты!
На этот раз разговор со мной вели какие-то мальчики. Мальчики особенно щедры на такие разговоры. Начальники, они солидного возраста, они лгут спокойно. А эти мальчишки, что ездят за границу, которые жаждут обарахлиться, которые из кожи вон лезут, чтобы прослыть вполне пригодными для отправки за границу, вот они такое городят. Я выслушиваю. Потом говорю: "Все-таки, товарищи, мне кажется, что поступали некоторые..." "Нет, Владимир Дмитриевич, никогда! Такого не бывало! Не может быть... уж это..." Тогда я, как играют в подкидного дурака, как в дурака играют... в карты... достаю из портфеля бумажечку на 400 или 500 долларов - и на стол кладу, как, знаете, шестерку козырную. И, как у Маяковского, - "ожогом рот скривило господину..." Такая наступает пауза... молчание... Немая сцена... Один на другого смотрит, тот на третьего, и наконец: "А скажите, у вас это фотокопия, а подлинник..." Я говорю: "И подлин-ник есть. Только в надлежащем месте". Потом один, который за старшего, нажимает кнопку и вызывает бухгалтера: "Пожалуйста, такую-то книгу". Достают эту книгу, смотрят, листают: "Ах, действительно, у нас это в первый раз случилось! Это будет предметом специального обсуждения на специальном совещании. Такие вещи мы никогда не допускаем, и этот факт так не пропустим. И кто надо будет наказан. Вот. Видите, бумага подшита. Так что, Владимир Дмитриевич, сейчас мы вам эту сумму, 400 долларов, во Внешторгбанк переведем, удержим с нее 25% и вы получите сертификаты. Все?" Молчание. "Ну, Владимир Дмитриевич, мы ведь все уже решили к удобству..." Мол, что ты еще тут сидишь... Тогда я лезу, достаю уже козырную семерку и кладу на стол. Там уже тысячи на три. Тут опять немая сцена. И взгляд под стол, на портфель. "А много у вас там еще?" Я говорю: "Вот, посмотрите, достаточно бумаг". И лукавый взгляд человека, который только что смотрел чистыми глазами мне в лицо: "Да ну что, Владимир Дмитриевич, ну и что? Ну да, действительно... Но это не мы распорядились... Вы же понимаете, что мы не присваиваем этих денег. Уж будьте уверены, что на валюту учет строгий". И даже он мне этак глазами указал на потолок, давая понять, что какое-то лицо вышестоящее распорядилось вот таким образом с моим капиталом. И вот... Но тут я должен обязательно в виде примечания сказать, что если бы не было этого вранья, этого оскорбительного вождения за нос, то я бы так не домогался. Более того, я был настолько еще чист, что сам бы смог пожертво-вать эти деньги французской компартии - при своей нищете. Я бы отлично сам смог эту жертву сделать, а не доверять этот акт каким-то мальчикам, которые, меня водя за нос, имели и свой интерес, потому что их деятельность очень щедро оплачивалась, да и командировки... Вот так завершилось мое образование. Потерял я свой красный галстук. Как будто завершился некий эксперимент, давший мне ценнейший опыт, которого у меня не было, опыт общения с властями.
Но не просто с властями. Власть власти рознь. А со специфическими учреждениями и начальством, которые имеют отношение к загранице. И они мне тут сказали: "Вы ничего не получите". Мне так прямо и сказали. Я тогда взмолился: "Но вы же обещали эти 400 перевести!" "Ну почему 400? Мы вам больше переведем. Сколько стоит "Москвич" в валюте? 700 рублей? Вот мы и переведем вам, уж не помню, 700 или 800 рублей. До свиданья, Владимир Дмитриевич, до свиданья".