Армии сошлись на поле у волынского села Берестечко 28 июня 1651 года. Два дня сражение шло с переменным успехом, а на третий, очевидно, убедившись, что легкой победы не будет, и не желая терять слишком много людей в чужой войне, хан отвел свою конницу назад и стал уходить. Хмельницкий бросился следом. Относительно мотивов этого поступка единого мнения не существует. Историки, которым Богдан нравится, утверждают, что он надеялся вернуть крымцев и что Ислам-Гирей задержал его насильно. Недоброжелатели уверены, что Хмельницкий понял неизбежность поражения и спасал свою жизнь.
Так или иначе украинское войско осталось без командующего. Оно долго, целых десять дней, отбивало непрестанные атаки врага, но исход дела был предрешен. В конце концов сражение перешло в бойню, и казаки разбежались.
Еще до окончания боев литовский гетман Радзивилл занял Киев.
Война была проиграна. Союзник украинцев, крымский хан, вышел из борьбы; его лучший полководец знаменитый Тугай-бей сложил голову под Берестечком. Хмельницкий, хоть и отпущенный на свободу (если вообще был ее лишен), совершенно «потерял лицо» и остался без армии – он сумел удержать при себе только три тысячи казаков. Все города, закрепленные за казачеством по Зборовскому договору, – Киев, Чернигов, Брацлав – перешли под контроль поляков.
Но, как не раз случалось в прошлом, польский король не смог воспользоваться плодами победы сполна, потому что у него кончились деньги на содержание такой большой армии. Основная часть, мобилизованные и наемники, ушла, остались только регулярные войска и шляхетское ополчение Иеремии Вишневецкого, однако этот непримиримый враг казачества в самый разгар кампании скоропостижно скончался.
Яну Казимиру пришлось заключать мир, не доведя дело до конца.
Договор подписали 18 сентября в Белой Церкви, и условия были много хуже зборовских.
Число реестровых казаков сокращалось вдвое, до 20 тысяч. Территория Запорожского войска ограничивалась одним киевским воеводством. Чигиринский округ оставался в личном владении Хмельницкого, но зато он должен был отказаться от каких-либо сношений с Крымом и вообще с иностранными государствами.
Битва при Берестечке.
Этот мир не понравился ни украинцам, ни полякам. Большинство повстанцев оказались «расказаченными», крестьяне опять попадали под гнет помещиков и арендаторов, а вся Украина в целом оказывалась очень ослабленной. С польской же точки зрения, наголову разбитый враг не был раздавлен до конца, что сулило в будущем новые потрясения. Варшавский сейм отказался ратифицировать Белоцерковский договор. Возникла ситуация, когда между Короной и Украиной не было ни войны, ни мира, и закончиться это, конечно, могло только новым кровопролитием.
Походы Богдана Хмельницкого.
Оно, собственно, и не прекращалось. Крестьяне Брацлавщины, вернувшейся под коронное управление, скоро восстали, и там развернулась своего рода «частная война», которую по примеру покойного князя Иеремии вел Стефан Чарнецкий. Крестьянам помогали казачьи отряды, присланные Хмельницким.
В начале июня 1652 года украинско-татарской армии удалось на Винничине окружить и уничтожить польский корпус польного коронного гетмана Мартина Калиновского – в отместку за бойню под Берестечком казаки перебили всех пленных, выкупив даже тех, которые достались татарам. Зато молдавская авантюра Богдана закончилась плохо. Посадить сына Тимофея на господарский престол гетману никак не удавалось, а в сентябре 1653 года Хмельницкий-младший в одном из боев был смертельно ранен.
Положение гетмана и всего украинского дела к этому времени стало совсем тяжелым. Новое польское вторжение казалось неминуемым, на помощь Крыма рассчитывать не приходилось. Турецкий султан не торопился принимать Украину под свою руку.
Требовался новый покровитель, и как можно скорее. Хмельницкий снова обратился к царю – больше было некуда.
Присоединение
Промосковская партия на Украине существовала давно. Идея перейти из подданства инославного, инородного монарха в подданство к государю единоверному и единородному была особенно популярна в угнетенных низах и среди горожан, имела она своих приверженцев и среди духовенства (хотя последнее, как уже говорилось, в то же время крепко держалось за церковную самостоятельность).