Между Европой и Азией. История Российского государства. Семнадцатый век

Оккупация Москвы

Военный исход противостояния зависел еще от одной силы – Яна Сапеги, давно уже действовавшего самостоятельно. Этот кондотьер кормился за счет грабежей и реквизиций, у него было собственное войско, не очень большое, но отлично вооруженное. Сапега всем предлагал свои услуги, и стоили они недешево.

Гетман Жолкевский договорился с Сапегой о нейтралитете, с Семибоярщиной – о том, что ему дадут беспрепятственно провести полки через Москву, и ударил по Лжедмитрию.

Тот по своему обыкновению предпочел сбежать – ретировался обратно в Калугу, которая традиционно поддерживала тушинцев.

То, что отряды Жолкевского прошли через столицу, не устроив никаких бесчинств и не нарушив условий договора, очень понравилось боярам. Они укрепились в надежде, что при поляках порядка будет больше, а «площадь» станет не страшна.

Поэтому в сентябре 1610 года Жолкевского пригласили в город, уже чтобы остаться. Таким образом, Москва сама открыла полякам ворота. Оккупация совершилась мирно.

Царь московский Владислав. Неизв. художник

Во всей этой истории нельзя не отметить дипломатические таланты Станислава Жолкевского. То был человек осторожный, хитрый и дальновидный. Он очень хорошо понимал важность добрых отношений с покоренным городом, население которого многократно превосходило численность не столь уж большого польского гарнизона.

Гетман повел дело с умом.

Он ввел в своих войсках строгую дисциплину и безжалостно наказывал ее нарушителей. Все конфликты между русскими и поляками решались межнациональным судом. Например, одного солдата, спьяну выстрелившего в православную икону, казнили по русскому закону о кощунстве: отсекли руку и сожгли на костре.

В Москве было много русских стрельцов, которые представляли для оккупантов потенциальную опасность. Жолкевский постарался расположить к себе это воинское сословие угощениями и дарами, так что стрельцы не возражали, когда начальником к ним назначили польского полковника Александра Гонсевского.

Особенно ловко гетман себя повел с патриархом. Гермоген сначала отказывался даже встречаться с басурманом, но Жолкевский сумел обаять сурового старца, и у них установились самые добрые отношения.

Если бы Сигизмунд проявил столько же мудрости, сколько его наместник, вся история России могла бы пойти по иному пути.

Но король был недоволен Жолкевским, считая, что тот чересчур миндальничает с русскими. Издалека дело казалось простым: московиты разгромлены и завоеваны, церемониться с ними незачем. И уж совсем дикой фанатичному католику Сигизмунду казалась идея о том, что его сын может перейти в другую веру. Впрочем, под воздействием военных успехов король уже передумал сажать на русский престол Владислава – он сам хотел стать царем.

Жолкевский пытался доказать, что это большая ошибка, но его не слушали. В конце концов гетман получил приказ возвращаться на родину с трофеями (в числе которых были пленные Шуйские), а командование передать полковнику Гонсевскому.

Недавно назначенный начальник Стрелецкого приказа хорошо знал Москву, где долгое время был сначала посланником, потом, после гибели Лжедмитрия I, почетным пленником. Полковник говорил по-русски, превосходно разбирался в московских тонкостях, но это был человек жесткий и властный. Он совершенно не считался с Боярской думой, расставил на ключевые посты послушных людей, а если кто-то из вельмож выражал недовольство, такого без церемоний сажали под арест.

С отъездом Жолкевского польское управление превратилось в настоящую диктатуру. Первым помощником Гонсевского, главой Казенного приказа, стал безродный дьяк Федор Андронов, из бывших торговцев. Это оскорбило бояр больше всего.

Расквартированные по частным домам жолнеры и наемники вели себя по-хозяйски, притесняя и обижая горожан. Вокруг Москвы разъезжали конные отряды, реквизируя всё, что им хотелось.

Поляки вели себя не как слуги русского царя Владислава, а как иноземные захватчики, каковыми они и являлись.

Станислав Жолкевский. Неизв. художник

Гибель Лжедмитрия II

При этом размер оккупационного корпуса оставался невеликим: четыре с половиной тысячи поляков и некоторое количество наемных солдат, перешедших из армии царя Василия. Этого худо-бедно хватало для контроля над столицей, но не над всей страной.

А страна была неспокойна.

С этого момента единственным знаменем, способным объединить самые разные группы населения, становится религия, защита православия. Русские люди держались за веру так истово, потому что у них ничего больше не осталось. Государство развалилось, царь в плену, последняя твердыня Смоленск вот-вот падет. Всё, что можно было потерять, – потеряно, всё, что можно отобрать, – отобрано. Но веру, субстанцию нематериальную, отобрать нельзя, вот за нее и держались.