Между «ежами» и «лисами». Заметки об историках

Есть ряд работ, которые я тоже хотел бы написать уже сугубо «для внутреннего пользования», для нашего читателя. Что-то про средневековые университеты вообще. Это позор, что ничего нет, что библиография русскоязычных работ (Суворов, Сперанский) ограничивается изданиями до 1917 года232 И все! История университетов – это «золотое дно». Ну, если не про все университеты, то хотя бы про Парижский университет написать, и я бы считал этот долг выполненным. Еще хочется написать про Религиозные войны во Франции, но думаю, что и без меня такую работу напишет Владимир Владимирович Шишкин.

Возможны еще какие-нибудь работы, в которых я мог бы перестать играть не свою роль и перейти к выполнению своих прямых обязанностей, то есть выступать в обличье эксперта по XVI веку. Эксперт по какому-то периоду «чужой» истории нужен; его задача – объяснять российскому обществу, как там что было устроено в «его» периоде, чтобы не воображали и не писали глупостей. А то ведь множество неверных представлений, благоглупостей и откровенных спекуляций. Это только кажется, что «чужая» история на нас не влияет. Например, надо написать об опричнине Ивана Грозного, но так, чтобы читателя успокоить, чтобы ему не очень стыдно было за свою историю. И вот говорят: «Это ничего, это в порядке вещей, во Франции во время Варфоломеевской ночи погибло больше народа». Ну читатель и рад – у нас все как в прекрасной Франции, все в порядке. Хочется крикнуть: «Ребята, не сопоставляйте несопоставимое!» Варфоломеевская ночь случилась не по государеву приказу, это не планомерное истребление, а социальный взрыв, бунт, погром – как угодно назовите, но это не спланированная акция. А то еще читаешь в школьном (!) учебнике уважаемого автора, что, мол, не надо ужасаться деяниям Ивана Грозного, потому что в тот же период испанский король Филипп II каждый день сжигал не менее двух десятков человек на аутодафе. У школьника перед глазами сразу картина людоеда, вместо горячего бутерброда утром поджаривающего еретиков… Если хотите гордиться своей историей, то нельзя этого делать на основании нелепиц. Еще журналисту или политологу это простительно. Но для профессионального историка…

Жестокости, дикого насилия западное общество знало очень много, но надо точно представлять, о чем идет речь. Вот на страже позднего Средневековья – раннего Нового времени я и должен стоять, в этом моя профессиональная обязанность, я отвечаю за этот период.

Но, к сожалению, надо писать какие-то другие вещи, наверное, надо будет написать учебник, надо будет разобраться со «Всемирной историей» – это катастрофа. Но все-таки как-то я думаю, что мы из этого выпутаемся. Да, и еще многотомная «История Парижа», конечно.

Л.Х. Ваша монография – предмет вашей гордости?

П.У. Понимаете, очень многое у нас в России является предметом гордости лишь с придаточными уступительными.

Л.Х. Но не стыдно?

П.У. Если учесть все обстоятельства ее появления, то, конечно, не стыдно, даже наоборот. А если не учитывать, то не знаю. Так всегда у нас или, во всяком случае, у меня. Взять мою кандидатскую диссертацию. Если учесть, что она писалась, когда у меня было полторы ставки в школе, маленький ребенок и я дома, на кухне, что-то писал ночами, тогда хочется сказать: «Ай, молодец какой!» Если убрать эти придаточные уступительные, то тут уже сложнее. Но некоторыми текстами я горжусь безотносительно к условиям их возникновения, я бы от них не отказался.

Л.Х. Можете назвать хотя бы некоторые?

П.У. Да, монография «Франция XVI века. Опыт реконструкции по нотариальным актам». Конечно, там что-то можно исправить, сейчас я бы так ее не написал. Но она оказалась вышедшей вовремя. Может быть, даже раньше ее надо было написать. Но все-таки она написана. У меня есть статья на эту тему, опубликованная по-французски233. У меня очень мало «французских» текстов, но все-таки один из них заслуживает внимания.

Л.Х. Как она называется?

П.У. «Те, которые немного отличны от других» («Ceux, qui sont un peudiff'erents des autres»).

Л.Х. О чем она?