Между «ежами» и «лисами». Заметки об историках

Конечно, это не столько статья, сколько тезисы. Или даже что-то вроде декларации. Непосредственным поводом стало предложение декана факультета истории НИУ ВШЭ (Национального исследовательского университета – Высшая школа экономики) А.Б. Каменского открыть магистратуру по социальной истории. Это было несколько неожиданно: новая структура – факультет истории – не без основания воспринималась как инновационный проект, призванный обеспечить качественно новое образование, в значительной мере приближенное к западным образцам. И вдруг – подчеркнуто традиционная проблематика, обреченная на некоторое отторжение студентов, отдающих предпочтение истории культуры.

Надо было срочно подобрать аргументы для «вышкинского» начальства, объясняющие, почему изучение социальной истории будет востребовано в скором будущем. Но сперва надо было это сформулировать для себя.

Сомнения оставались и остаются: не выдал ли я желаемое за действительное, насколько сбывается мой прогноз? Но вот подзаголовок свежего номера «Анналов»: «Satuts sociaux» – «Социальные статусы». Весь четвертый номер (октябрь—декабрь 2013 года) посвящен темам социальной стратификации и социальной идентичности. Если допустить, что «Анналы» сохранили былую славу законодателя мод, то перспективы возрождения обновленной социальной истории выглядят вполне реальными.

ВОТ И ВСЕ

Когда возник план создания этой книги (лето 2013 года), мы жили по большому счету в ту эпоху, в которую и были написаны представленные тексты. Поэтому рассуждения об историках и их профессии казались мне актуальными. По разным причинам работа растянулась на более длительный срок, и сегодня (весна 2014 года) выяснилось, что прежняя эпоха закончилась, а жизнь историков той поры воспринимается сегодня неспешной и почти благостной.

Грянула реформа РАН, введя исследовательские институты в зону турбулентности с неясными перспективами. Факультеты истории превращают в институты, в ходе министерского мониторинга университетов началась ожесточенная борьба за часы, ставки и распределение бюджетных мест. «Фабрики диссертаций» либо прикрыты, либо снизили свою активность; но зато началась непредсказуемая по своим последствиям «оптимизация сети диссертационных советов». И университетские, и академические историки окунулись в борьбу за библиометрические показатели, по которым теперь оценивается их работа. Правило Р. Мертона publish or perish было нам в общих чертах знакомо и раньше, но вот новая его формулировка: «Публикуйся в журналах, индексируемых в Web of science, или гибни» – повергла многих в смятение. Даже сами представители компании Thomson Reuters были несказанно удивлены тем, что их индекс цитирования распространяют у нас на гуманитариев, коль скоро их платформа для этого решительно не была приспособлена. О прихотливой судьбе прочих индексов научного цитирования и о том, как приспосабливаются выживать в новых условиях, можно рассказывать часами. В целом же передовая наукометрия выполняет функцию «визатора», так, по терминологии фильма «Кин-дза-дза», называли коробочку, оборудованную световым индикатором и определявшую, кто является чатланином, а кто пацаком. Действовала она на планете Плюк примерно с той же степенью непредсказуемости, как и существующие импакт-факторы.

Но самое главное, конечно, не в этом – перемена политического градуса в нашем обществе начала наконец давать плоды на ниве исторической политики. Взошел, но быстро исчез первоцвет «Комиссии при Президенте Российской Федерации по противодействию попыткам в фальсификации истории в ущерб интересам России», из чьего названия следовало, что исторические фальсификации иного толка могут лишь приветствоваться. Затем начались страсти по «Единому учебнику истории». Проекты новых законов об уголовной ответственности за те или иные суждения в области истории будоражат воображение депутатов с Охотного ряда, любящих при этом ссылаться на европейские прецеденты. Созданы (вернее, воссозданы) Российское историческое общество и Российское военно-историческое общество, подкрепленные почти августейшим покровительством. Параллельно в муках рождается Вольное историческое общество, своим названием намекающее на подневольный статус прочих исторических обществ.