А стрельба уже со всех сторон. И горит уже. Мы спрятались, а Галя (соседская девочка. — А. Г) нет. И дяди моего нет, он еще раньше пошел к хлеву скот пасти. Отец мне говорит: “Выгляни, может где-то здесь”. Я вылезла. Галя, вижу, бежит. Корзиночки впереди себя с котятами несет. Я ей: “Сюда!” А она машет руками: "Подожди, сейчас!” Ошалевшая со страха. Понесла котят к хлеву. А через некоторое время оттуда такой вопль ужасный, что не передать.
Когда все уже успокоилось, узнали: это петровцы окружили Старую Рафаловку и повели “бой с бандеровцами”. Бандеровцев убили нескольких, а городок наш, считай, полностью уничтожили. И людей ни в чем не виноватых убили, не скажу даже сколько. Галю живьем в огонь бросили. Обгорелый труп дяди нашли мы около хлева. А на дворе и возле дома, — тоже сгоревших, — еще шесть трупов тех, кто искал себе, где мог, спасения. В нашем хозяйстве уцелел только погреб. В нем обнаружили Олежку (соседского ребенка. — А. Г). Был в новеньких, бабкой сшитых башмачках и с распоротым штыком животиком. Мать его в другом месте пряталась.
Спаслась. Сказали ей про сына. Прибежала, забрала. Как сейчас вижу, несет в охапке Олежку, кишки у него из живота выпали, волочатся по дороге, путаются у матери под ногами. Она же и не замечает ничего, ум от горя утратила.
Такого Старая Рафаловка за все свое существование, наверное, не знала. А красные согнали всех, кто уцелел и на глаза попался, разгребать насыпанный бандеровцами курган (памятник погибшим за независимость. — А. Г). Не разрешили даже лопат взять. Должны были голыми руками, пусть и кровь из-под ногтей, разгребать, хоть зубьями грызть и горстями разносить, пока ровным то место не стало. Потом всех, кто разгребал, расстреляли… Вот такая правда про Старую Рафаловку.
Осталось от городка село в несколько домов. (…)
После этого в октябре 1943-го и бандеровцы с несколькими из Старой Рафаловки расправились. Тоже дико, жестоко, беспощадно. Ходили слухи, — с теми, кто рассказал про всё петровцам, а наверное и с теми, у кого кто-то был в партизанах.
Что до Старой Рафаловки, то петровцы знали, в какой хате чем можно поживиться, как и то, что основные силы УПА под командованием Верного тогда ее оставили, и, поэтому, можно было показать свой “героизм”. Такими они мне и запомнились» те петровцы: на конях, пьяные, всегда готовые беспощадно убивать “врагов и предателей народа” и грабить “во имя победы над фашизмом”»[196]
.Можно было бы подумать, что автор текста — журналист Боярчук — в чем-то переврал рассказ госпожи Сидорчук, или она сама рассказала небылицы.
Но псевдоним бандеровского руководителя в этом местечке она указала точно — «Верный». Этот псевдоним «всплыл» в более поздних документах контрразведки Красной армии СМЕРШ[197]
.Да и уничтожение села Старая Рафаловка подтверждается другим независимым источником — донесением политического референта Военной округи УПА «Заграва» за октябрь 1943 года: «Большевики… Напали на Старую Рафаловку, которую сожгли. Убили 60 человек, из них 8-х из рай[онного] актива. Убит политический референт Тетеря (Бугай). Грозили смертной казнью за поддержку УПА»[198]
.Оценим «точность» партизанского террора — сожжено большое село, убито 60 человек, а кров и хозяйство потеряли сотни людей. Из убитых только 8 человек (13 %) — члены ОУН. Вероятно, и в других случаях большинство обозначенных в партизанских отчетах и донесениях «уничтоженные полицаи, националисты и предатели родины» никакого отношения к коллаборационизму или национальному Сопротивлению не имело.
Любопытно, что в оуновском отчёте этому погрому уделено несколько строк — то, что партизаны сожгли село — обычное дело.
Полковнику Антону Бринскому присвоили звание Героя Советского Союза 4 февраля 1944 г., то есть через два с половиной месяца после того, как его подчинённые превратили Старую Рафаловку в пепел.
Понятно, что повстанцы и партизаны не только терроризировали местное население, сочувствовавшее противнику, но и воевали друг против друга. Донесения, отчеты и мемуары той и другой стороны изобилуют описанием бесчисленных стычек и боев.
Привычно читать о борьбе какой-то партизанской армии против регулярных войск. Поэтому интересно взглянуть, как боролись партизаны не против оккупантов, а против других партизан.
Одно из таксвидетельств содержится в воспоминаниях куренного УПА Максима Скорупского, описывающего события конца июля 1943 г. (См. Приложение № 6). Это описание относительно крупной операции, в ходе которой со стороны повстанцев участвовало около тысячи человек. Правда, Скорупский несколько ошибся — повстанцы нападали тогда на лагерь не Бегмы, а Антона Одухи. Сохранилось описание этого боя и с другой стороны (См. Приложение № 7). Читатель может попробовать судить сам, где вранья больше — в мемуарах Скорупского или в устном оперативном отчёте комиссара этого соединения Игната Кузовкова.
Одуха, к слову, через некоторое время «поквитался» с националистами.