Между Гитлером и Сталиным

Район Дубовица…В Карасини красные уничтожили нашу (партийную. — А. Г) сеть. Коммунистические банды часто нападают на села Берестье, Солец, Залужже, Марьяновка, Карпи-ловка, Рудна, Карасин, грабят население. Постоянно на территории не находятся. Нападают из Высоцкого района. В Карасине есть местная красная банда, которая состоит приблизительно из 20 мужчин. (…)

Красная банда снова ограбила село Марьяновку, в селе Залужное сожгли хаты наших людей, 2-х человек убили и пограбили скот. (…)

Район Володимерец…Большевицкие банды находятся около села Хиночи. Кроме местной банды, на села нападают кочующие банды. Население сильно пограблено. Появляются заразные болезни»[195].

И таких донесений еще много. Их даже смысла нет здесь все приводить, настолько они друг на друга похожи. Удивительное разнообразие в действиях красных партизан: «грабят, жгут, убивают» или «убивают, грабят, жгут».

Во втором томе канадско-украинского издания «Летопись УПА» на основе донесений самих националистов в вышестоящие структуры ОУН и УПА составлена целая карта украинских деревень, частично или полностью сожженных на Волыни и в Полесье осенью 1943 г. Из них 79 сел сожгли немцы и 29 — красные партизаны. Уничтоженные «народными мстителями» деревни расположены в основном на территориях, граничащих с Белоруссией [196].

Для иллюстрации партизанских бесчинств времен войны приведем рассказ жительницы Луцка Р. Г Сидорчук (1924 г. рождения), встретившей оккупацию на Волыни в большом селе Старая Рафаловка. Это местечко в Ровенской области, уничтоженное красными партизанами 13 октября 1943 г. — как раз в разгар войны между бандеровцами и коммунистами. Но репрессии партизан против населения начались ещё до развертывания УПА, когда партизаны начали терроризировать людей, насильно загнанных в коллаборационистскую полицию:

«Вообще же немцы наш городок огибали. Они в Новой Ра-фаловке, это километров за 15 от нас, стояли. А в лесах вокруг Старой Рафаловки вскоре зашевелились красные партизаны. Они базировались где-то около сел Галузии и Серхив Мане-вицкого района. Часто наведывались в наш городок. Называли себя партизанами Дяди Пети (подчинённой ГРУ группы полковника Бринского, который до войны в Красной армии 13 лет служил комиссаром. — А. Г), а еще — петровцами. И вначале смотрели мы на них, как на настоящих героев. Ведь против которой силы-силищи на борьбу встали!…..Бандеровцев… мы… не видели до 1943 г…Поэтому красные партизаны были единственным объектом нашего внимания и нашего восхищения. Мы встречались с ними, вместе пели песни, помогали им продовольствием…

Добрые наши отношения с петровцами закончились, как только они вошли в силу. Началось с того, что партизаны Дяди Пети взялись “вершить суд” над семьями, ребята из которых и оказались в шуцманах (т. е. полиции. — А. Г.). Тогда и по этой причине совершили дикую расправу над семьей Пасевичев. В ней, кроме старших, было двое девчат, и ребята — Николай, Дмитрий и Леонид, который служил в шуцманах. Николая спасло то, что ушел в тот вечер из дома. Ему после войны дали за брата 10 лет. А старшего Пасевича убили сразу. Потом, на глазах у матери, изнасиловали старшую дочь, Лизу. И всех постреляли. В старую Пасевичиху, Палажку, в мать то есть, которая на все это должна была смотреть, всадили под конец три пули. Но судьба распорядилась так, что Пасевичиха как-то выжила и прожила еще лет 20. Рассказывала, кто все это совершил…

Также расправились они и с семьей Яновицкой Марии, у которой только младший парень остался, и с семьей Паламарчу-ков… Всего детей в семье было семеро. Сыновья Иван (он в шуцманы пошел) Андрей, Георгий и дочери Надя, Клава, Юля, Вера.

…Всех Паламарчуков, кроме Ивана и Георгия, которых партизаны не застали дома, поставили на колени и расстреляли. С Надей расправились в особенности жестоко, ее изнасиловали, выкручивали руки, истязали. Клаву тоже, прежде чем убить, изнасиловали…

А рядом с этим велись и обычные грабежи. Не дай чего партизанам, — жизнь отдашь. У старика Лазаря, жил такой в городке, семья была большая, — штаны из корта забирали. А он: “Не дам, это мне на смерть!” Выстрелил какой-то злодей: “Вот тебе, дед, смерть”. Я для себя перешила пальто покойной матери. Пришли. “Отдай!” — говорят. Прошу: “Оно ж одно у меня, последняя одежка!” Но напрасно было умолять. Когда такое началось, должны мы были прятаться от петровцев хуже, чем от бандитов. Сперва в погребе пересиживали их нападения, а потом отец на пасеке, в уголке, где заросли были и крапива непролазная, выкопал для меня тайник. Весьма за меня боялся, тот тайник и его спас.

В 1943-м пришли в Старую Рафаловку бандеровцы. Много. Какое-то подразделение УПА. Псевдо проводника было Верный. Мы встревожились, так как кто его знал, зачем и что от них ожидать. Но никого, видим, не трогают. Даже в дома не заходят. (…)

Потом оставили из своих 16 человек гарнизон, да и ушли куда-то. (…)

Как-то рано утром разжигаю печку, слышу, будто выстрел где-то. Потом родителей вопль: “Убегайте, прячьтесь на пасеке!”