Между Явью и Навью

Когда земля дрожит, всему живому хочется бежать без оглядки. Мало кто может устоять.

Черномор – может. И восьмеро не побегут. Даже если ночная степь станет подобна шкуре испуганной кобылицы, Хоровод будет стоять. Он вне Прави, Яви и Нави. Он просто есть.

Черномор ждал, но все равно вздрогнул, когда из клубов мрака беззвучно возник, навис над Хороводом черный, блестящий, даже на глаз склизкий корабельный нос.

Нагльфар.

Черномор знал, в какой облик ныне облечется Зло, но все равно вздрогнул. Словно ледяная игла уколола сердце, когда Корабль Мертвых заскользил вниз, будто спускаемый на воду драккар.

Но гоже ли бояться смерти тому, чье имя – Черная Смерть?

Чародей поднял руки. Зеленое светящееся марево поднялось над ним, лизнуло чешуйчатый борт.

Потекла мертвая корабельная плоть и разорвалась тишина. Вой прошел над степью, пригибая траву.

Черномор воздел невидимые руки, охватил восьмерых, оперся на них и возликовал на миг, понадеявшись: вдруг едины они и Хоровод пересилит Жизнью, а не кровью?

Миг истек.

Хлопнула тетива. Каленая, зачарованная против чародея стрела ударила под левую лопатку.

Та, для которой ненависть была целью и смыслом, не предала себя. Но предала их всех, разорвав Хоровод.

Черномор, однако, стоял. Держался и держал. Не так-то просто убить истинного чародея даже зачарованной против него стрелой.

Время почти остановилось. Оно уже не бежало – ползло, густея, переполняясь смертной силой, к неизбежному концу.

По-другому не бывает. Там, где сходятся во имя великой цели ненависть и любовь, кровь неизбежна. Все предрешено.

Взмах длинного рыцарского меча, освященного самим держателем Престола Христова, – и Черноморова голова, взмахнув точно крылом гривой волос, в последний раз втянула расширившимися ноздрями запах собственной жертвенной крови.

Голова взлетела и пала. Взревел могучий Черноморов дух, покидая столетнее тело вместе с чародейской кровью, омывшей рыцарский меч, посвященный Богу, сказавшему: «Я есть Любовь»…

Черный киль Нагльфара заскользил по пролитой крови, будто драккар по мокрому спуску. Закричали восторженно и алчно тысячи мертвецов на его палубе. Черномор-дух увидел смертный оскал второго кормчего. И узнал его.

Хоровод был разорван, потому Внесшая Залог ненадолго пережила того, чья кровь стала Залогом.

Уронив собственный лук, она вцепилась в стрелу, пробившую шею, а двое верных спрыгнули с камней и, позабыв обо всем, взялись рубить папского рыцаря, застывшего над мертвым телом Черномора.

То был страшный миг. Трое хранителей сошлись в междоусобной схватке, крича от ярости, позабыв обо всем. И навис над ними огромный черный нос Нагльфара, грозя размозжить всех троих, принеся их в жертву самому себе.

И когда казалось уже, что сломанная Ветвь будущего необратимо разорвала Пряжу Ткачих, прямо в разверстую брешь полетел сосуд маленькой травницы. Крошечный сосуд, брошенный не слишком сильной, но меткой рукой, пролетел по высокой дуге, оставляя в ночи призрачный серебристый свет. А когда он завис, запутавшись в Сети мертвецов, не сумев коснуться носовой фигуры Нагльфара, пронзил ночь протяжный стон Стрибожьего рога. Разорвалась великанья Сеть, и крохотный огонек пал на черную змеиную голову.

Время тотчас сорвалось с места, понесшись вскачь по незримым волнам, и, теряя связь с Явью, запрокинулась змеиная голова Корабля Мертвых. А затем и весь Нагльфар осел на корму, когда пробилась из обломка Древа Судьбы новая Ветвь. И, повинуясь долгу, опомнившийся рыцарь забыл о собственном спасении, взмыл над землей невозможным прыжком, вцепился в черно-синий змеиный клык левой рукой, а правой принялся рубить выгнувшуюся змеиную шею.

– На камни! Все на камни! – закричала Яга, раскручивая пращу и отправляя наговоренный снаряд в голову мертвецу, силящемуся дотянуться до рыцаря.

В этого – промахнулась, зато попала в другого, которого и оплела волей, заставив ухватить первого поперек туловища и скинуть за борт, на клинок Лиса, что отправил мертвеца в окончательное посмертие.

– На камни! – еще раз крикнула Яга. – Все разом!

И ее услышали.

Вскарабкались на столпы Хоровода Лис и Волшан.

Встала на одно колено мстительница с обломком стрелы в шее.

Снова застонал-загудел Стрибожий рог, и Хоровод замкнулся.

Замкнулся на том, кто отчаянно и безнадежно тщился разрубить лишившейся Благословения сталью змеиную шею воплощенной Тьмы.

Но вошла в клинок общая сила и посыпались на политую чародейской кровью траву ногти-чешуйки, выбитые рыцарским мечом. И вот уже потекла из разрубленной змеиной шеи, развоплощаясь, Тьма. А сам Нагльфар начал клониться вправо – сильнее, сильнее.

А потом посыпались с его палубы за борт, в Явь, в седой ковыль, восставшие мертвецы, разбегаясь по степи будто тараканы, унося в светлый мир черные семена Тьмы, зародыши будущей гибели.

Но – будущей.

А сейчас он уходит! Уходит Нагльфар!