Между империализмом и революцией

Можно не сомневаться, что даже в странах с абсолютным большинством пролетарского населения, как Англия, порожденное рабочей революцией представительное учреждение будет отражать наряду с первыми запросами революции чудовищные консервативные традиции этой страны. Сознание сегодняшнего английского тред-юнионистского вождя – это амальгама из религиозно-общественных предрассудков эпохи восстановления собора св. Павла и ранее того; практических навыков чиновников рабочей организации в эпоху высшей капиталистической зрелости; надутости мелкого буржуа, который хочет быть респектабельным; нечистой совести рабочего политика, который много раз предавал. К этому надо прибавить интеллигентские, профессорские, фабианские влияния: социалистическое морализаторство воскресных проповедников, рационалистические схемы пацифистов, дилетантизм «гильдейских» социалистов, упрямую и высокомерную фабианскую ограниченность. Если нынешние социальные отношения Англии крайне революционны, то ее могущественное историческое прошлое отложилось крайним консерватизмом в сознании не только рабочей бюрократии, но и верхнего слоя наиболее квалифицированных рабочих. В России препятствия для социалистической революции объективные: преобладание раздробленного крестьянского хозяйства и техническая отсталость; в Англии – субъективные: окостенелость сознания коллективного Гендерсона и многоголовой Сноуден. Рабочая революция справится с этими препятствиями методами очищения и самоочищения. Но нет никакой надежды на то, что она справится с ними на пути демократии. Именно мистер Макдональд этому помешает – не своей программой, а фактом своего консервативного существования.

Если б русская революция, при зыбкости социальных отношений внутри, при крутых и всегда опасных переменах извне, связала себя путами буржуазного демократизма, она давно бы уже лежала на большой дороге, с перерезанным горлом. Правда, Каутский пишет, что гибель Советской Республики не была бы ныне серьезным ударом для международной революции. Но это уж иное дело! Мы не сомневаемся даже, что крушение республики русского пролетариата сняло бы тяжелый камень со многих отягченных ныне сердец. Они сейчас же объяснили бы, что всегда это предвидели. Каутский написал бы тысяча первую брошюру, в которой объяснял бы, почему пала власть русских рабочих, но забыл бы объяснить, почему он сам обречен на ничтожество. Мы же по-прежнему считаем, что как раз тот факт, что Советская Республика не пала в труднейшие годы, служит лучшим свидетельством в пользу советской системы. Разумеется, она не заключает в себе никакой чудодейственной силы. Но она оказалась достаточно гибкой, чтобы, теснейшим образом связав коммунистическую партию с массами, облегчить партии необходимое маневрирование; чтобы не парализовать ее инициативы; чтобы обезопасить ее от второстепенных и третьестепенных, по отношению к основным задачам революции, шансов парламентской игры. Что касается противоположной опасности – оторваться от перемен в настроениях и от изменений в соотношении сил, – то как раз в этой области советская система в течение последнего года доказала свою высшую жизненность. Меньшевики всего мира подхватили слово о термидорианском этапе[79] русской революции. Но ведь не они, а мы сами поставили этот диагноз. И, что еще важнее, необходимые для сохранения власти пролетариата уступки термидорианским настроениям и тенденциям мелкой буржуазии коммунистическая партия сделала без ломки системы и не выпуская руля. Один размышляющий русский профессор[80], которого революция кое-чему научила, не без остроумия назвал нашу новую экономическую политику «спуском на тормозах». Весьма вероятно, что наш профессор, как и многие другие, представляет себе этот спуск, размера и значения которого мы отнюдь не хотим умалять, как нечто окончательное и решающее. Ему придется снова убедиться, что, при всей решительности отдельных своих уклонов, наша политика всегда восстановляет и сохраняет свое основное направление. Для этого нужно только брать ее не в масштабе газетной сенсации, а в масштабе эпохи. Во всяком случае «спуск на тормозах» имеет, с точки зрения стоящего у власти пролетариата, такие же преимущества, какими для буржуазного режима являются своевременные реформы, ослабляющие силу революционного напора: сравнение, которое должно бы многое сказать Гендерсону, ибо вся его партия есть только предохранительный тормоз при буржуазном обществе.