Между клизмой и харизмой

Как-то январским вечером я сидел в библиотеке и разбирал письма Карамзина к своей жене Екатерине Андреевне. Чтение однообразных писем вконец утомило, но бросить его я не мог. На следующей неделе предстояло делать доклад об эпистолярном наследии историка на заседании ученого совета. Читая больше по инерции и вскользь, взгляд мой вдруг застрял на строчке из последнего письма Карамзина: «Мое сокровище и жизнь, береги себя и наших малюток! Спасибо Всевышнему и тебе за счастие быть отцом и мужем нашего большого семейства!» Не очень понимая, отчего так взволновала меня эта строчка, я выбежал из библиотеки и направился в «Лавку».

– Можешь выйти на улицу? Мне нужно многое тебе сказать.

– Не могу. Я одна за прилавком. Может, через двадцать минут?

– Хорошо! Буду ждать тебя в Екатерининском саду.

Валил щедрый, густой снег. Желтый свет фонарей придавал безлюдному саду мягкую грусть и тихую печаль. Она подошла. Я взял ее за руки:

– Выходи за меня замуж! Только у меня три условия: выучить армянский язык, родить семерых детей и принять мою конституцию. Она состоит из двух пунктов. Пункт первый: муж всегда прав. Пункт второй: если муж не прав, смотри пункт первый. Согласна?

– Согласна.

Снег продолжал валить, не прекращая. Он становился все щедрее и гуще, залепляя мохнатыми снежинками челку, брови и ресницы моей невесты. Только на щеках, соленых от слез, таяли снежинки.

Zopa

Тихо, тихо ползи,
Улитка, по склону Фудзи
Вверх, до самых высот!

Кобаяси Исса (1763–1828)

В конце июля Ярдов улетел в Америку. Второй раз за полгода.

– Вернусь в сентябре, чтоб повсюду висела наша реклама. Спускаюсь по трапу – и вижу вывеску на крыше аэропорта. Открываю «Санкт-Петербургские ведомости» – реклама на всю полосу. Сажусь в машину – по радио наш джингл. Еду по городу – всюду щиты. Включаю телик – и снова наш невъебенный ролик. Короче, мы должны порвать город.

«Даже если включишь утюг, – подумал я про себя, – и оттуда польется реклама».

– И завтра же объяви конкурс среди сотрудников на лучшее название сети. – Ярдов похлопал меня по плечу. – Давай, армяшка, дерзай.

Сеть? Ах да, два магазина – это уже сеть. В сентябре планировалось открытие третьего на Комендантском.

Конкурс ничего не дал. Присылаемые названия отдавали либо мегаломанией (Галактики, Сатурны, Альтаиры), либо страдали преклонением перед иностранщиной (Paradise, Dreamshop, Crasy Goods). Попалось даже Megahard – типа Microsoft, но наизнанку. Электронной почты тогда не было, да и факс не у всех был. По вечерам у секретаря скапливалась гора записок из магазинов. Я читал их и все больше грустнел. Лишь одна записка рассмешила. На ней неуверенной рукой были нарисованы в ряд четыре геометрические фигуры: звезда, круг, квадрат, треугольник. И подпись: Андрей Тамбовцев. Забавы ради отправил записку Ярдову. Он тут же перезвонил:

– «Жопа», я правильно прочел? А что? Мне нравится.

– Серьезно? Нам не дадут ее зарегистрировать. Хотя… если написать палиндромом – АПОЖ… А лучше латиницей – ZOPA.

– ZOPA лучше. Но нужна легенда, почему «зопа». Чтоб завтра придумал.

Ладно, думаю, Zopa так Zopa. На следующий день отправил Ярдову факс: ZOPA – Zone Оf Premium Appliаnces. Ярдов одобрил. А вот интеллигенция Петербурга не на шутку возмутилась. Посыпались жалобы в городскую администрацию. Пришлось объяснять, что «ЗОПА» – это аббревиатура. Сеть называется «Зона Особо Премиальной Аппаратуры». От нас отстали.

Все лето я знакомился с рекламными агентствами. Самым крутым считалось Prime, потому что одним из его рекламодателей был «Союзконтракт» (куриные окорочка, херши-кола, водка «Зверь»). Ребята серьезные и конкретные. Но слишком дорогие, не по зубам нам оказались. А вот агентство «Депутат Балтики» подошло. Гибкое, юркое, почтительное. Его владелец Ефим Могучий, щуплый коренной ленинградец с бегающими глазами и вкрадчивым голосом, пригласил меня в Pizza Hut уговорить, почему они круче «Прайма».

– Дорогуша, ты думаешь, у меня в партнерах депутат какой-то? Я власть презираю, я с искусством дружу. У меня, не хочу хвастаться, Курехин в партнерах.

– Да ладно! – Я сначала не поверил Могучему, но Ефим вынул из портфеля ламинированный ксерокс размером А4, где была подпись Курехина и печать «Депутата Балтики».

– Дружим еще с Мурманска, со школы. Я организую концерты. Год назад делал ему перфоманс на Дворцовой.

– Серьезно? Я был там. Выступали, я помню, Академический симфонический оркестр Санкт-Петербурга, Сводный хор Ленинградского военного округа, «Аквариум», «Кино», джазовый «Ансамбль Голощекина»? А еще оперная дива Мария Гулегина бегала по сцене и гоготала со стаей гусей. В конце на сцену вынесли Эдуарда Хиля, завернутого в фольгу. Под увертюру к вагнеровскому «Лоэнгрину» он…

– Я прерву тебя, извини! – Могучий дотронулся до руки моей и нежно ее погладил. – Может, поговорим о делах… А кстати, давно хотел спросить, почему вы назвались «Зопой». Раньше было пристойней, нет?